Отрывок из книги «Истории проституции: рассказы о выживании в секс-индустрии» («Prostitution Narratives: Stories of Survival in the Sex Trade», 2016).

Меня зовут Линда. Я профессиональная наездница и работала в индустрии скаковых лошадей по всей Австралии. Мне 37 лет, я выздоравливающая наркозависимая с периодическими срывами. Я уверена, что любовь к лошадям спасла мне жизнь, так как я множество раз пыталась выйти из секс-индустрии, и никто не предлагал мне ни малейшей надежды – ни реабилитационные центры, ни программы 12 шагов. Я начала заниматься спортом, когда мне было уже сильно за 20. Я много бегала и ходила в спортзал, чтобы восстановить свое здоровье после многих лет стресса, депрессии и зависимости.

Я была проституткой с 18 до 28 лет. Я работала в разных сегментах индустрии – от борделей, где мне приходилось отдавать сутенерам и владельцам половину заработков и работать только на их условиях, до высококлассного эскорта, где я поддерживала свою собственную веб-страницу и работала на своих условиях, то есть, я никому не платила за защиту и оставляла все деньги себе. Как и большинство женщин, которые приходят в проституцию, я начинала с самого дна и училась, как сделать этот опыт хоть сколько-нибудь терпимым, иначе там долго не продержаться.

Работа была очень тяжелая, у меня часто было от 12 до 15 мужчин за восьмичасовую смену. Наркотики были повсюду, и ты находишься в очень быстрой, наполненной адреналином среде. Ты начинаешь думать только о деньгах и ни о чем больше, и большинство женщин, с которыми я работала, на чем-нибудь да сидели. В 18 лет у меня была зависимость от денег и свободы. Потом у меня развилась зависимость от косметической хирургии в стремлении остаться молодой. Потом от тяжелых наркотиков, которые я себе колола. В 28 я оказалась инфицированной гепатитом С, и это означало мой уход из индустрии и полный нервный срыв. Я не могла работать, зная, что у меня вирус, который может распространяться (с тех пор я прошла курс лечения, и я больше не инфицирована).

Уже лет в 11 у меня была депрессия. Моя семья была дисфункциональная, мама снова вышла замуж за мужчину, который мне не нравился. Отчим смотрел порнографию, и я помню, что я с ранних лет видела порно, и оно меня возбуждало, но я была слишком маленькой, чтобы видеть подобное, я испытывала замешательство, тошноту и подавленность. Отчим прибегал к насилию, больше всего я боялась, что однажды он меня убьет. После свадьбы мать фактически бросила меня и моего младшего брата с ним, ее никогда не было рядом. Я ходила в школу для девочек, и я ее ненавидела, хотя оценки у меня были хорошие. Я заметила, что я могу вписаться, только если выгляжу «сексуально». Я начала сильно краситься. Когда я выглядела привлекательно, мой отчим реже поднимал руку на меня или брата, так что макияж стал моей маской, моей второй личностью. Я очень густо красила глаза и вообще была на себя не похожа, с 14 лет начала осветлять волосы перекисью. Я была готова на что угодно, лишь бы выбраться из того дома и сбежать от своей семьи. Дома был ад.
В борделях я часто расспрашивала других работающих девочек про их детство, у многих оно было похоже на мое: неблагополучные семьи, без мамы или без папы, с насилием, хотя и не обязательно с экстремальным насилием.

Оглядываясь назад я понимаю, что в подростковом возрасте я испытывала очень много эмоциональной боли. У меня было мало поддержки, было не к кому обратиться, и эта реальность сделала меня очень сильной – черта, без которой не выжить в секс-индустрии. Девочки, которые не привыкли к боли, в секс-индустрии долго не продержатся. Может быть, один или два месяца будут терпеть, но потом уйдут. Остаются те, кто начинают совсем юными, у кого уже была нелегкая жизнь, и у них есть свои стратегии, к как с ней справиться.

Я помню, что очень осуждала и с отвращением смотрела на девочек, которые употребляли наркотики в борделе – в первые два года я ничего не принимала, и потому смотрела на этих девочек свысока. Я считала себя образованной, не наркоманкой. Если бы вы спросили меня тогда, как я попала в секс-индустрию, я бы вам ответила: ЭТО МОЙ ВЫБОР! Я умела очень убедительно врать, и могла изображать, что мне нравится секс, хотя в 99% случаев секс не вызывал у меня ничего кроме отвращения – секс с уродливыми, жестокими, унылыми женатыми мужиками.

В комнатах надо притворяться, что тебе нравится секс. В борделях очень высокая конкуренция, так что просто лежать на кровати мало. Нужно, чтобы клиенты возвращались к тебе, так что каждая девочка не просто занимается сексом, она притворяется, что это все по-настоящему. Когда я начинала, то думала, что буду просто лежать, пока все не закончится. Но ты быстро учишься притворяться, обычно уже со второго или третьего раза. К тому же мужики быстрее кончают, если разыгрывать перед ними спектакль. Я думаю это важно, потому что это доказывает, что это не настоящий секс. Как можно получать удовольствие от секса с 10 незнакомцами подряд? Самый типичный физический опыт там – это боль. Для того, чтобы избежать боли нужно использовать смазку и постараться, чтобы клиент побыстрее кончил.

Единственное, о чем я думала с клиентами – это деньги и мечты о том, как я окажусь подальше от них, смою макияж и стану свободной.

Я попала на свою первую смену в борделе практически случайно. Мне было 18 лет, и я поступила на юридический факультет в университете. Я ушла из дома, меня только что уволили с работы, я снимала маленький дешевый угол и просматривала объявления о вакансиях, когда наткнулась на рекламу работы «моделями»… за «2 000 долларов в неделю».
На собеседовании я была поражена тем, как там красиво – огромные статуи, спа. Моя семья выживала на социальные пособия, я испытывала зависть в таких красивых и чистых местах. Они начали показывать мне все эти прекрасные комнаты, когда до меня дошло, что я буду здесь заниматься сексом с незнакомцами. Я не была девственницей, я уже много сексуально экспериментировала. Парней как таковых у меня не было, просто секс с мальчиками, но он меня не особенно впечатлял. Как и многие другие девочки я втайне думала: «Почему бы не получать за это деньги?»

До борделя секс с мальчиками всегда был неловким. Много раз я оказывалась в ситуациях, когда бы меня изнасиловали в любом случае, так что я соглашалась на секс. Многие из этих парней не хотели надевать презервативы. Я научилась заниматься сексом, когда смотрела порнографию. Я смотрела на привлекательных женщин в порно, так что я знала, что нужно громко стонать. Я знала, что нужно притворяться, потому что с мужчинами я была онемевшей и ничего не чувствовала. Я просто разыгрывала спектакль. Я знала, что женщины в порно тоже притворяются, потому что было видно, что пенетрация в порно очень болезненная, я понимала, что это никак не может быть нормой!

В свою первую смену я переспала с тремя мужчинами. Это было очень унизительно, они были настолько старше меня. Тем не менее, ни один из них не возражал против презервативов, и это было хорошо. Я была очень молодой и привлекательной, и это помогало мне иметь определенный контроль в тех комнатах. Когда ты очень молода, ты всегда популярна… действительно популярна! Этот опыт был Канберре, где бордели очень тихие. Когда потом я путешествовала в Сидней и Мельбурн, я видела множество не таких тихих борделей. Иногда была целая очередь мужчин, которые ждали меня, в борделях было полно народу, иногда по 30 клиентов одновременно. Я работала в клубе «Гэйтвэй» на Парраматта-роад, и еще в «Пентхаусе» и «У Тиффани», помимо других самых оживленных борделей в Сиднее. Текущая ставка была около 150 долларов в час (это была моя доля), так что я могла за смену спокойно заработать 800-900 долларов.

Потом я работала, предположительно, на элитном рынке в «Мадам Флейсс», где плата была выше. Но мой опыт работы в эскорте был очень опасным, так как помимо телефонного номера и номера кредитки ты понятия не имеешь, с кем встречаешься. К тому же владелец оказался полным извращенцем, ему было плевать на девочек, и у него были правила вроде того, что ты обязана целовать клиента и делать орал без презерватива. Иногда, когда я раздевалась, он фотографировал меня и выставлял фотки на веб-сайте. Так что если ты предоставляешь только базовые услуги, как я, то ты получаешь небольшую долю, но ты можешь получить несколько дополнительных сотен, если будешь соглашаться на секс без презерватива.

Наверное, я научилась думать только о деньгах во время секса. После той первой ночи в Канберре я не возвращалась шесть месяцев. Я начала ходить в университет, завела парня. Он хотел, чтобы я смотрела порно вместе с ним. Я начала его ненавидеть, моя депрессия была такая сильная, и я просто чувствовала себя использованной, как будто я для всех просто вещь для секса. Моя семья услышала, что я работала в борделе, у меня появилась репутация «проститутки», хотя я в это время училась в университете. Этот первый опыт запятнал меня в глазах окружающих. Было неважно, если я хорошо учусь, было похоже, что обо мне всегда будут думать как о проститутке. Я бросила своего парня, начала встречаться с другим, и однажды он обворовал меня, и я оказалась на улице. Именно в тот момент я начала думать о том, чтобы поехать в Сидней и заработать больше денег. Я была бездомной, отчаявшейся и напуганной. Я приехала в Сидней, ответила на новую рекламу в газете, начала работать в оживленных салонах. Там все происходило очень быстро, я познакомилась с очень милыми девочками, и сам бордель всегда был очень красивым. Я часто ночевала дома у других работающих девочек, и они постепенно знакомили меня с другими способами это терпеть. Я начала принимать таблетки от синдрома дефицита внимания и снотворное. Я заработала 4 000 долларов за две недели. Я купила стереосистему для моей машины, потом купила спортивную машину. За два или три месяца в борделях я смогла накопить 20 000 долларов. Это начало превращаться в норму для меня.

Деньги – это тоже как наркотик. Только представьте, каково после этого думать о работе уборщицей, медсестрой или на ресепшене – доход такой маленький в сравнении, что тебе кажется, что ты просто не сможешь выжить вне индустрии. Некоторые пытаются уйти из индустрии, но они просто не знают, как приспособиться к низкому доходу. Кроме того, у некоторых женщин зависимость от внимания. У меня она точно была. Мне нравилось, что выбирали меня, а не кого-то еще, когда я была совсем молодой или после операции.

Я думаю, что должна быть статья за найм в проституцию тех, кто моложе 25 лет. Нет, я считаю, что проституция в принципе не должна быть легальной, просто когда молодые девочки начинают в таком возрасте, у них потом вообще нет никаких жизненных навыков, чтобы выйти из индустрии. Восемнадцать лет – это слишком рано, потому что у тебя нет вообще никакого жизненного опыта, и ты на самом деле не можешь принимать столь тяжелые решения в таком юном возрасте. К тому же, нет никаких программ для женщин в секс-индустрии, которые хотели бы выйти.

Мне нравилось, что ни один из этих мужиков не видел меня настоящую. Я все время была под маской, носила тонны косметики, вела себя сексуально, старалась получить заказы в обход других девочек. Мне нравилось, что я была очень популярна, и что другие девочки мне завидовали. Мне нравилось, что я всегда могла потребовать, чтобы клиент надел презерватив. В какой-то момент стало очевидно, что мне нужно быть очень молодой и красивой, чтобы получить заказ. Я заметила, что девочки постарше и азиатки часто подвергаются насилию и рыдают после заказов. Одна из моих подруг была привлекательной 36-летней австралийкой, и ее душили во время заказа. Еще ее клиент насрал в спа, это было ужасно. У меня было больше контроля только потому, что я была молоденькой и хорошенькой. Когда ты совсем молоденькая, парни кончают быстрее – они кормятся с того, какая ты уязвимая. В те первые несколько месяцев я переспала с сотнями мужчин, и я не помню лица ни одного из них. Я помню, как несколько раз начинала рыдать, потому что слишком устала, у меня все болело и терпеть больше не было мочи. Когда становилось совсем невмоготу, я возвращалась домой в Канберру, а потом возвращалась обратно, когда энергии становилось побольше. Работа эта по природе такая, что энергия очень быстро оказывается на нуле. Тебе нужно притворяться сексуальной, даже если тебе больно. Я постоянно боялась, что меня анально изнасилуют, потому что мужики, особенно пьяные, то и дело пытались это провернуть.

В большинстве борделей постоянно транслировали порно со сплошным насилием, и это подвергало опасности нас всех.
Многие мужики хотели делать ровно то, что показывали в порнографии. Было сложнее получить заказ, если ты отказывалась воспроизводить сцены из порно и предлагать анал. Военные, ливанцы и китайцы чаще всего просили групповой секс, белые австралийцы редко его спрашивали, если в армии не служили, конечно! Люди не понимают, что иностранцы насмотрелись на тонны порно, где унижают западных женщин, и теперь они уверены, что все западные женщины только об этом и мечтают, ведь в порно западные мужчины подвергают насилию западных женщин. Что касается популярного американского порно, одна девочка мне рассказывала, что в групповых сценах там обычно военные, они такие сцены называют «миссия» — закидываются горстями Виагры и кокаином, чтобы стоял подольше, а если девочке повезет, она получит снотворное или героин, чтобы было не так больно.

Что меня всегда удивляло в мужчинах, которые платят за секс, так это то, что они очень часто уроды уродами, но при этом раздеваться совсем не стесняются, а меня покупали только при условии, что у меня идеальное тело. Они снимают одежду и просто лежат там… мне всегда первой нужно было инициировать секс. У меня была на этот случай своя рутина для безопасности. Сначала я их массировала… потом надевала презерватив, потом сосала презерватив, потом они занимались со мной сексом. Но повторять эту рутину, восемь, девять или десять раз – это выматывало донельзя. Ты пытаешься спрятать все, что делает тебя человеком, например, ты не говоришь: «Мне это не нравится, ты мне не нравишься, и мне не нравится здесь находиться».

Многие из них как под гипнозом – они как будто не понимают, что это все не по-настоящему. Многие говорят: «Я тебя люблю», многие кажутся нормальными, но большинство из них не понимают, что ты здесь, потому что ты была в отчаянии, и теперь ты просто подсела на деньги, наркотики или что-то еще. Твои обстоятельства их не интересуют – они такими мыслями себя не утруждают.

Большинство мужчин (вы удивитесь, насколько они обычные) были женатыми, многие были военными, полицейскими, даже священниками. Я видела священников, особенно в Канберре и на частной работе днем, но не в борделях ночью. В Канберре и Сиднее у меня было где-то десять священников. Один вообще заявил, что «прощает меня» — после секса! Полицейские среди клиентов попадались часто, и они всегда были агрессивными и высокомерными.

Значительная доля частных клиентов в Канберре были журналистами, политиками, чиновниками и сотрудниками посольств. У политиков и журналистов был сдвиг на анальном сексе и играх в маленькую девочку. Что касается дипломатов, то их подчиненные мне звонили (они связывались со мной через газетные объявления) и предлагали большие деньги, если я соглашусь встретиться с ними где-нибудь и поговорить. Так что я встречала сопровождающего или телохранителя в кафе.
После короткой беседы сопровождающий звонил чиновнику и говорит, что я «нормальная, достаточно молодая, достаточно красивая». Охранник говорил мне называть клиента другим именем, и я должна была подписать бумагу о том, что я никогда не буду говорить об этом случае публично. В ночь эскорта меня отвозили в посольство и сообщали об особом входе в здание. Иногда я в буквальном смысле заползала на балконы или влезала в окна, чтобы попасть в спальню.
В «Мадам Флейсс» у меня был заказ, парень был небритый, ужасно грубый и мерзкий. Он хотел анал, я отказалась, он вызвал другую девочку, и она такая: «Боже мой, это же сам [имя удалено]»… Я понятия не имела, кто это был, мне было 19 лет, но он был полным засранцем. До сих пор не могу смотреть фильмы, в которых он снимался.

Мне нередко приходилось спать с мужчинами-инвалидами. Я работала с четырьмя подругами в клубе «Гэйтвэй» в Сиднее. Руководство сказало, что если я не возьму клиента с физической и ментальной инвалидностью, то меня попросят покинуть заведение. Они угрожали, что если я откажусь с ним встретиться, то они сделают так, чтобы у меня с подругами всегда были разные смены. Клиент ждал меня несколько дней, у него не было ног, и его привозила в коляске женщина, которая ухаживала за ним. Я пыталась изобразить, что я слишком занята, чтобы с ним встретиться, но начальство стало мне угрожать. Меня просто тошнило в комнате – я залезала на мужчину, у которого явно была ментальная инвалидность, к тому же он был сильно физически деформирован. Наверное, я при этом чувствовала себя вроде как насильницей, потому что невозможно было понять, хочет ли он вообще, чтобы я это делала. Казалось, что его ментальная инвалидность слишком тяжелая, чтобы участвовать в подобном. Я даже не помню, кончил он или нет. Еще я спала с мужчинами, у которых не хватало конечностей, например, но хуже всего, когда у них есть ментальная инвалидность – очень часто таких мужчин приводят люди, которые за ними ухаживают.

В Мельбурне меня изнасиловал сутенер. Он затолкал меня в комнату и засунул свой член в меня без презерватива. Я была так зла из-за этого. Той ночью я ехала из Мельбурна и попала в дорожную аварию. Но всегда находилась то одна, то другая причина, почему мне надо вернуться в секс-индустрию. Чего я не понимала (потому что это невозможно осознать, когда ты все еще в этом опыте), так это то, что для меня было невозможно выйти из секс-индустрии. Для меня секс и деньги стали синонимами, я привыкла, что за смену я зарабатываю 700 долларов, я никогда не жила на нормальную зарплату, и мне было 20 лет. Я могла работать несколько недель или месяцев, потом наступало истощение, и мне нужно было вернуться домой или к своему парню и взять большой перерыв от борделей. Единственный способ продержаться в борделях – принимать наркотики. Я много раз экспериментировала с кокаином и стимуляторами, и они придавали мне энергию, чтобы выдержать все эти смены.

В 20 лет я постоянно принимала Валиум, чтобы держать свою тревожность под контролем. Кроме того, я практически перестала спать. Некоторые бордели требовали, чтобы ты работала во время месячных. Врачи и проституция идут рука об руку. У борделей часто есть свой врач, к которому они посылают девочек. Девочка из индустрии фактически получает от врача все препараты, которые ей нужны, например, Дуромин для похудения и энергии, и Ксанакс и морфин достать вообще не проблема. Есть много препаратов, которые можно купить от вагинальной боли, например, крем с анестетиком.

Большинство девочек пользуются сразу несколькими такими кремами. Но самая лучшая анестезия – это Ксанакс или Валиум с алкоголем. Я видела многих женщин, которые отключались на героине – высший пилотаж, если ты можешь скрыть это от клиентов. Я тогда не принимала героин, но если бы я была вынуждена оставаться в борделе, то я бы начала его принимать. Ксанакс работал для меня лучше всего, и мне потребовалось десять лет, чтобы постепенно слезть с него.

В перерывах между клиентами время уходило на то, чтобы доводить до совершенства макияж, бриться, иногда говорить с другими девочками, которые обычно очень заняты. Несколько раз я пыталась найти «нормальную» работу, но это было очень тяжело. Я начала работать парикмахершей, но другие парикмахерши узнали, чем я раньше занималась, и мне пришлось уволиться. Я открыла свой собственный бизнес по продаже париков и накладок на волосы, но работа с покупателями меня быстро истощала, и я начала заниматься то проституцией, то торговлей. У меня также часто бывали панические атаки в собственном магазине, и мне пришлось его закрыть. Я принимала таблетки, чтобы уснуть, и иногда я вдыхала спиды, чтобы взбодриться. Оглядываясь назад, я думаю, что все, что я делала в секс-индустрии, вызывало у меня проблемы со здоровьем.

В 22 года я открыла небольшой бизнес. У меня было очень много проблем с общением с другими людьми. Я не могла ни на чем сосредоточиться. У меня начинались панические атаки, и я глотала таблетки вроде Ксанакса или Валиума, чтобы справиться со всем, что вызывало у меня стресс. Я начала чувствовать, что я просто не могу иметь дела с реальной жизнью. Я немного работала на частном рынке в Канберре, у меня были клиенты. Я могла брать до 500 долларов с клиента, а когда у меня появился веб-сайт, то и до 800 долларов. Единственная разница была в том, что здесь я сама занималась маркетингом, во всем остальном не было никакой разницы с борделем.

У меня все еще были ужасные проблемы в отношениях, и мужчины часто воровали у меня деньги. Эти мужчины играли роль моих сутенеров. Наверное, я использовала их как телохранителей, чтобы они за мной приглядывали. Даже в комнате мотеля, у меня был парень, который оставался рядом, и я платила ему, чтобы он присматривал за мной. Я начала понимать, что частным образом можно зарабатывать гораздо больше денег, и при это тебе не нужно не спать всю ночь или с кем-то соревноваться. К тому же, клиенты, по какой-то причине, казались получше. По моему опыту, чем выше у тебя рейтинг, тем уважительнее к тебе относятся.

Но только все это было при условии, что ты очень молода. К 22 годам я выглядела старше своих лет, а чувствовала себя вообще развалиной. Так что я делала себе пластические операции – огромные губы, растянутые глаза, импланты в щеки и подбородок. Получается очень неестественный вид. Я была просто уродкой. Ни разу у меня не было сочувствующего хирурга – они все заставляли меня почувствовать, что мне нужно еще больше операций. В 21 год у меня была третья операция на носе, оплаченная проституцией. Я всегда страдала от очень низкой самооценки. Я была хорошенькой, но только в броне макияжа. В душе я всегда переживала из-за своего несовершенства. Я была одержима проблемами со своей внешностью и тем, как можно их исправить, иногда тратила 20 000 долларов на пластическую хирургию. Я практически не могла говорить или улыбаться из-за имплантов в щеках и подбородке. Я принимала Ксанакс, чтобы говорить – иначе не могла из-за боли. Так что пять лет спустя я отправилась в Таиланд, чтобы их удалили, так как они были из тех, что подешевле. В эксклюзивных клубах редко были женщины, которые не делали себе грудь. Нельзя работать в «Пентхаусе» на Питт-стрит в Сиднее, если тебе не сделали сиськи. Зависимость от многочисленных пластических операций очень часто встречается у женщин в проституции, и бордели – это очень конкурентная среда. Нельзя зарабатывать там деньги, если ты не идешь на крайности в своей внешности.

Мужчины вызывали у меня такую скуку и депрессию. Я могла прожить, работая одну неделю в месяц. С моим веб-сайтом я могла зарабатывать до 10 000 долларов в неделю, а потом уйти в отпуск на несколько месяцев. У меня были постоянные клиенты, но мне всегда было с ними тяжело. Если я отправлялась на выходные с мужчинами, я всегда брала спиды или кокаин с собой, иначе бы не смогла их терпеть.

Годам к 25 я сделала новые операции на лице и груди, и в итоге я выглядела довольно плохо. Я сразу же заметила разницу в том, как со мной обращались. Чем старше я становилась, тем грубее вели себя мужчины. Мне пришлось уйти из индустрии. Деньги больше меня не мотивировали. Я также достаточно насмотрелась на мужскую природу, так что я была уверена, что не хочу выходить замуж или заводить детей. До сего дня у меня были только парни, но я не заинтересована в браке после того, как провела столько времени с женатыми мужчинами.

Не было никакой помощи в том, чтобы выйти оттуда. Мне пришлось делать это самой. В 25 лет я ходила в одно место. Ужасное место, там было полно наркозависимых, которые познакомили меня с новыми наркотиками, когда я была очень уязвимой. Я научилась принимать героин. Мой опыт в реабилитационном центре был настолько плох, что я начала работать в комнатах мотелей, а потом снова возвращалась в реабилитацию. Я ходила на 12 шагов, но там никто не хотел говорить со мной про мою жизнь в проституции. Я начала курить «лед». Так что я начала проституировать себя за наркотики. У меня было очень много плохих отношений, в которых я страдала от физического насилия. Любовью моей жизни стал «лед». Я переехала в Кингс-Кросс, сняла комнату, курила лед и принимала клиентов. У меня начались передозировки наркотиков, я стала полной развалиной. Я знала – если я не выберусь из того района, то буду трупом в считанные месяцы. Мне было 27 лет, и у меня вообще не было представления о том, что делать дальше. У меня была тонна психиатрических препаратов, которую я таскала с собой. Днем я кайфовала на наркотиках, или принимала таблетки, чтобы заснуть. Я стала очень рисковой, начала воровать у клиентов. Иногда я приходила, ждала, пока мне не заплатят, и сматывалась. Меня интересовал только лед.

В отчаянии я попробовала еще несколько реабилитационных центров. У меня был и положительный опыт, но там мне приходилось быть с большим количеством мужчин, часто мужчинами из тюрьмы. Я то ложилась в клинику, то проституировала себя. 12 шагов и реабилитационные центры с радостью слушали про преступления и наркотики, но только не про проституцию, пластические операции или более странные зависимости. У меня появились проблемы с деньгами, так что я оказывалась в убежищах для женщин, и некоторые из них были очень хорошими. Они предоставляли мне шанс взять перерыв от плохих отношений, проституции и наркотиков. Мне было 28, периодически я ездила Брисбен, где брала работу по эскорту, и одновременно я пыталась решить, что делать со всей этой неразберихой.

У меня было не так уж много вариантов. К 28 годам у меня был разный опыт работы, но я нигде не задерживалась подолгу. Так что я жила на пособие в женских убежищах, пока могла. Я была в плохом физическом состоянии, кожа да кости, я постоянно плохо себя чувствовала. Я начала помногу ходить, так как считала, что мне помогут физические упражнения. В 29 лет я начала регулярно ходить в спортзал, училась танцевать, занималась степ-аэробикой. От постоянного стресса и наркотиков способности мозга у меня были совсем разрушены, я хотела найти что-то, что может уменьшить этот ущерб.

В 29 я получила положительный результат на гепатит С. В каком-то смысле это было облегчением, потому что это означало, что я не могу вернуться в проституцию. Я начала лечение в Брисбене. Полностью уйти из индустрии мне помогла пенсия по инвалидности, которую я начала получать в 30 лет из-за депрессии и гепатита С, и я, наконец, смогла снять жилье и не беспокоиться о деньгах какое-то время. Я поехала домой к маме на праздники, когда мне было 32 года, и я снова начала ездить на лошадях на молочной ферме.

В детстве я всегда любила лошадей, и мне всегда хорошо давалась верховая езда. У меня снова появилась надежда. Я смогла пройти путь от молочной фермы до профессионального участия в заездах. В конечном итоге я оказалась в Рэндвике, где работала с лошадьми вместе с ведущими тренерами. Оказалось, что лошади – моя единственная надежда. К 30 годам я начала детокс всех психиатрических препаратов, на которых сидела. Лошади помогли мне стать трезвой – во время галопирования запрещено принимать какие-либо препараты.

Линда живет в Сиднее, Австралия, и путешествует по разным городам, где работает наездницей скаковых лошадей. Она любит лошадей и собак, и она надеется однажды открыть приют для них.