Когда заходит речь о декриминализации сутенеров и клиентов, мы постоянно слышим одну и то же фразу: «Слушайте секс-работников». Но слышат ли сторонники этой идеи «секс-работников» в реальности?

Во-первых, стоит спросить себя, кого они предпочитают «слушать» — женщин, которым удалось сбежать из проституции, или тех, кто до сих пор «выбирает» участие в секс-индустрии? В мире существует множество организаций, основанных и возглавляемых женщинами, которые были в проституции, но вырвались из нее. Это такие некоммерческие организации как SPACE, GEMS, Breaking Free, Survivors For Solutions, The Sage Project, Sex Trafficking Survivors United, Street Exit, Sex Trade 101, EVE. Подавляющее большинство этих организаций поддерживают «Шведскую модель», то есть декриминализацию проституированных женщин и криминализацию сутенеров и клиентов.

С другой стороны, женщины, до сих пор вовлеченные в проституцию, в том числе в качестве владелиц борделей и сутенерш, как правило, выступают против «Шведской модели» и за полную декриминализацию. Так что в зависимости от того, кого вы «слушаете», вы можете услышать прямо противоположные точки зрения. Так кого же стоит «слушать», и что мы можем услышать?

Не так давно «Международная амнистия» проголосовала за поддержку декриминализации сутенеров и клиентов. Решение было основано на рекомендациях Глобальной сети проектов секс-работы (Global Network of Sex Work Projects, NSWP). На тот момент вице-президентом Сети была Алехандра Хиль, впоследствии она была осуждена за торговлю людьми.

«Международная амнистия» защищала свое решение отказаться от «Шведской модели», заявляя: «Большое количество организаций и сетей секс-работников, включая Глобальную сеть проектов секс-работы, поддерживают декриминализацию секс-работы». Но в реальности получается, что по логике «Международной амнистии», мы должны слушать не только «секс-работников», но и сутенеров.

Естественно, я скептически отношусь к мотивам сутенеров, получающих прибыль от проституции. Но я также скептически отношусь к проституированным женщинам, которые говорят о том, что секс-работа не причиняет вреда ни им, ни кому-либо еще. Например, Шарлотта Шейн, которая называет себя «секс-работницей», рассказывает в своей статье, что она была изнасилована, но это, как и занятие проституцией, не повредило ей так же сильно, как те люди, которые настаивают, что подобный опыт должен ее беспокоить.

Несмотря на это заявление Шейн ясно дает понять, как сильно ее ранило насилие. Рассказывая о клиенте, который изнасиловал ее, она пишет: «Он оставил меня с анальным разрывом и острой болью, от которой я мучилась целый год, пока, наконец, не согласилась на операцию [стоимостью в 10 000 долларов]». Врач предупредил ее, что, если она будет рожать, разрыв почти наверняка откроется снова. Шейн добавляет: «Анальные повреждения есть у многих людей, и многие не изнасилованные люди делают такие же операции». О, ну, если многие «не изнасилованные» люди получают анальные разрывы, то все в порядке…

Она утверждает, что изнасилование настолько не повлияло на нее, что она «выбрала» обслужить своего насильника снова: «Мне самой до сих пор странно это решение, но я встретилась с этим клиентом снова, примерно через месяц после нашей последней встречи».

Однако это совершенно не кажется странным писательнице Рейчел Моран, пережившей торговлю людьми. В своей автобиографии «Оплачено: мое путешествие сквозь проституцию», она описывает процесс отчуждения от самой себя, который проституированные женщины используют для самозащиты:

«Мы все практикуем диссоциацию, каждая из нас находит собственный способ отключиться от того, что мы делаем. Мы все отключаемся похожими способами и по одинаковым причинам… Мы становимся чужими сами себе».

Часть этого отчуждения от самих себя включает полное отрицание собственной уязвимости. Как пишет Шейн: «… то, что он [насильник] сделал, его неспособность признать это и извиниться («Ты меня просто с ума свела», сказал он, когда разорвал мне анус), сделало меня сильнее, чем он. Как он мог по-настоящему навредить мне, если казался таким жалким и бессильным?» (Здесь можно задать вопрос, каким же должен быть вред «по-настоящему»?)

Согласно Моран: «Выживание в проституции невозможно для тех, кто постоянно осознает собственную уязвимость». Шейн – это пример подобной стратегии, она яростно настаивает, что «слишком сильна», чтобы ей повредило изнасилование.

Шейн объясняет, что женщины не должны стыдиться равнодушия к изнасилованию, и что травмирующая реакция на изнасилование – это слабость. Ее антипатия к женщинам, которые считают себя травмированными жертвами, ничем не прикрыта. Она не хочет участвовать в их «клубе».

«Согласно культурному сценарию, женщины просто недостаточно сильны, чтобы с легкостью переносить подобный опыт», — пишет она. Нужно ли это понимать так, что «сильные» женщины с легкостью переносят изнасилование, и только «слабые» женщины на это не способны?

Шейн очень не нравятся люди, которые относятся к изнасилованиям серьезно и которые продвигают идею о том, что изнасилование «разрушает жизнь» или «уничтожает душу», она прямо намекает, что они «склонны к паранойе» и «иррациональны». Она утверждает, что мы, как общество, отказываемся признать существование «разных эмоциональных реакций на изнасилование», и что мы предпочитаем считать все изнасилования «одинаково травматичными». Шейн пишет: «Если вы женщина, вы не можете оставить свое изнасилования позади, вы можете только «научиться» жить с ним, как будто это внезапная слепота или паралич конечности… Это единственное отношение к изнасилованию, которое дозволяется».

Правда? Для меня это новости. Меня насиловали все мое детство, и я до сих пор не считаю, что полностью исцелилась, но я смогла направить свою травму на что-то полезное. Я верю, что из-за сексуальной травмы я стала лучше как человека. Как писал один из моих героев, Виктор Франкл: «Для того, чтобы поделиться светом, сначала нужно сгореть». Ожоги от моей травмы наделили меня сочувствием и пониманием, которых иначе у меня бы не было. И то, что я смогла найти путь из невыносимой боли, превратило меня в неисправимую оптимистку. Но я пришла к этому не потому, что считала свои (или чужие) страдания «слабостью». Я исцелилась, потому что не стыдилась своей боли, не боялась чувствовать ее.

Боль – это не слабость, а способность заглушить боль – это не сила. На самом деле, нечувствительность к боли очень опасна, ведь она грозит постоянными травмами.

Шейн объясняет, что после того как ее изнасиловал другой клиент, хуже самого насилия было то, что после этого ей пришлось терпеть утешения насильника. «Это был гротескный, неприятный опыт – быть вынужденной искажать собственную реальность, чтобы подтвердить ее для кого-то еще». Но это был не «кто-то еще» — это был насильник. Это распространенная тактика насильников, которая называется «связь на почве травмы». Часто насильник утешает жертву после собственного насилия – это часть цикла насилия. Психологический садизм насильника Шейн заставил ее «искажать» собственную реальность ему в угоду, и это часть изнасилования. «Мне пришлось играть роль добровольной любовницы, девочки, у которой только что случилась истерика на ровном месте, и она позволяет мужчине старше нее утешать себя», — пишет Шейн. Он не просто заставил ее терпеть нежелательное проникновение пениса в ее тело, он заставил ее «ублажать его» с помощью «искажения реальности», в которой он изнасиловал ее. Таким образом, он не только доминировал над ее телом, он доминировал над ее реакцией на изнасилование.

Шейн сравнивает его действия с людьми, которые не насиловали ее, но, по мнению Шейн, они «заставляют» ее сказать, что изнасилование причиняет боль. Но кто же ее «заставляет»? Феминистки, которые говорят о травме изнасилования, каким-то образом участвуют в цикле насилия? Если женщина говорит, что ее изнасилование было травматичным, разве это «заставляет» авторку признать травматичным собственное изнасилование? Должны ли женщины преуменьшать последствия своего изнасилования, чтобы женщины, которые не чувствуют себя травмированными, почувствовали себя лучше? Кроме того, желание Шейн быть «сильнее» изнасилования, маскирует социальные последствия культуры изнасилования для всех женщин. То, что одни женщины переживают более тяжелую травму, чем другие, не имеет значения.

Эти ожидания напоминают мне «секс-работниц», которые настаивают, что пострадавшие от торговли людьми, такие как Моран, «обесценивают» их опыт и личность, когда говорят о своей травме в проституции. Такие активисты, «поддерживающие секс-работу», как Мэгги Макнейл, Гэй Далтон, Лей Аланна, Лора Ли и многие другие нападают на Моран, обвиняют ее во лжи, называют «шлюхофобкой». Смелые женщины, которые смогли уйти из проституции и честно рассказывают о своих страданиях, воспринимаются «секс-работницами» как угроза, потому что они угрожают их отрицанию реальности, от которого зависит их выживание. Они должны сопротивляться таким историям, чтобы продолжать выживать в проституции.

Никто не заставляет Шейн сказать, что изнасилование причинило ей вред – она сама это признает. И мы не проявляем уважения к ее опыту и ее человечности, если отказываемся ее слушать. Проституция – это изнасилование с помощью экономического, эмоционального, психологического и сексуального принуждения: «Дай мне тебя трахнуть, или ты окажешься на улице. Затем дай поиметь тебе мозг после изнасилования. Притворяйся, что тебе это нравится». Проституция – это анальные разрывы, унижение, деградация, неспособность чувствовать собственные эмоции и не сойти при этом с ума.

Женщина, которая «выбирает» оставаться в проституции, мало чем отличается от женщины, которая «выбирает» оставаться с мужчиной, который ее избивает. «Он не такой уж плохой». «Он меня любит». «Он не хотел причинить мне вред, так получилось». «Я знаю, что он изменится». «Большую часть времени мы с ним очень счастливы». «Он хороший отец». «А у кого в браке нет проблем?». «Со мной все в порядке». «Я сильная». «Я это выдержу». Если мы верим подобному отрицанию женщин, мы способствуем тому, что их убивают.

Женщины, пережившие торговлю людьми, такие как Райчел Моран, Рейчел Ллойд, Веднита Картер, Отом Буррис, Бриджет Перрье, Мари Мерклингер, Жанетт Уэстбрук, Лоренс Ноелль, Фиона Броадфут, Чери Химинес, Наташа Фалле, Триша Бапти и Розен Хитчер (а также многие другие) не только вырвались из проституции, но и создали организации, помогающие другим женщинам уйти из проституции. Все эти женщины поддерживают «Шведскую модель». И в отличие от женщин, до сих пор «выбирающих» проституцию, анальное изнасилование больше не входит в их «условия труда», как и риск быть убитой, в 40 раз превышающий этот риск для населения в целом.

Так каких «секс-работников» мы должны слушать? Тех, кто вырвался из проституции и посвятил всю свою жизнь тому, чтобы помочь другим женщинам и детям тоже вырваться? Или тех, кто «выбирает» оставаться «секс-работниками» и преуменьшает травму от проституции из личной выгоды? На самом деле, ничто не мешает нам слушать и тех, и других. Но вот выводы, которые вы сделаете, будут зависеть от того, насколько внимательно вы будете слушать.

Авторка: Пенни Уайт (Penny White)

Источник: Feminist Current