Суррогатное материнство долгое время считалось либеральным достижением и прогрессом. Филис Чеслер, психологиня, исследовательница и одна из ключевых теоретикесс феминизма пишет о том, как в последние годы эта индустрия, наконец, столкнулась с организованным противостоянием со стороны женского движения.

«Где вы были в тот день, когда мы решили устроить суд над биологическим материнством? В тот день, когда судья в Нью-Джерси постановил, что контракт мужчины с женщиной о его сперме является священным, а ее беременность и роды не имеют значения? В тот день, когда психиатры заявили, что желание биологической матери оставить новорожденную, которую она кормит грудью — это признак психической болезни, а ее побег «в подполье» вместе с дочерью — это не доказательство ее героизма, а ужасное зло, за которое государство просто обязано публично мучить ее два года. Ведь нужно было гарантировать, что ни одна другая женщина не посмеет нарушить сакральный контракт с мужчиной насчет его спермы».

Это цитата из моей книги 1988 года «Священная связь: наследие дела Малышки М.». Около тридцати лет назад со страхом и трепетом я наблюдала появление легального коммерческого суррогатного материнства. Я немедленно увидела, что это еще один вид борьбы за опеку над ребенком, еще один случай, когда богатый мужчина отнимает ребенка у бедной женщины.

В 1986 года я опубликовала вызвавшую огромные противоречия книгу о борьбе мужчин за опеку над детьми: «Суд над матерями: борьба за детей и опеку». В ней я показывала множество доказательств огромного предубеждения против матерей со стороны юристов и юристок, судей и специалистов психического здоровья.

В 1987 году я увидела газетные заголовки о деле Малышки М. Я тут же встретилась с адвокатами родной матери и приехала в штат Нью-Джерси, чтобы организовать демонстрации в поддержку родной матери ребенки у здания суда в городе Хакенсак.

Мэри Бет Уайтхед, родная мать «Малышки М.», подписала контракт о суррогатном материнстве. Однако она решила не отказываться от своей дочери, и по закону она имела полное право так поступить. Уайтхед была замужней матерью еще двоих детей, у нее о было среднее образование, она была католичкой.

Она кормила новорожденную грудью, когда суд послал вооруженных полицейских, чтобы изъять девочку, и чтобы судья мог провести процедуру усыновления для биологического отца. Тогда я работала с Харольдом Кэссиди, адвокатом, который представлял Мэри Бет Уайтхед в суде.

В рекордные сроки Кэссиди убедил Верховный суд Нью-Джерси запретить суррогатное материнство в этом штате. Но опека все равно осталась у донора спермы и его жены. Мэри Бет удалось получить право на встречи с ребенком, и она осталась единственной юридически признанной матерью. Тем не менее, встречи скоро прекратились, и отношения так и не были восстановлены.

«Я думала, мы запретили продажу людей»

В 1988 году я опубликовала книгу о суррогатном материнстве: «Священная связь: наследие дела Малышки М.», которая критиковала коммерческое суррогатное материнство в целом и общественный активизм, который развился под влиянием этого дела. Я также считала, что продажа и покупка детей аморальны. Я заявила: «Я думала, мы запретили продажу людей».

И вот тогда я столкнулась с позицией либеральных, гендерно-нейтральных «феминисток» по этому вопросу. Многие «хорошие феминистки» предупреждали меня, что если позволить Уайтхед нарушить контракт с донором спермы, то ни одной женщине вообще никогда не будут доверять. Что мы заслуживаем права на аборт, а значит, мы заслуживаем права сдавать наши матки, анусы, рты, руки и вагины в аренду за деньги. Что у нас есть «субъектность» для того, чтобы так поступать, и стигматизация или криминализация тех, кто так поступает — это жестокость и антифеминизм.

Все это происходило очень давно. И вот сейчас, годы спустя, дискуссии о коммерческом суррогатном материнстве вернулись, и они далеко не беззубые.

Суррогатное материнство запрещено или ограничено в большинстве стран. Но оно легально во многих американских штатах. И в России и Украине.

Покупатели — гетеросексуальные люди или пары, в которых женщины бесплодны, не могут или не хотят выносить ребенка сами, или это геи, в парах или нет. Все они платят «суррогатным»/родным матерям за «аренду» их маток и покупку их новорожденных.

«Реальность, в которой интересы суррогатной матери и родителей не всегда совпадают»

Западные СМИ активно нормализовали эти транзакции под такими заголовками как: «Отчаянный поиск суррогатных матерей» (2 апреля 2022 года) и «Мое сердце переполнено: суррогатная малышка Эли вошла вошла в историю Виктории» (4 апреля 2022 года). В статьях публикуются фото образованных и привлекательных геев с аккуратными стрижками, и их желание иметь ребенка, чье ДНК будет наполовину отцовским, перевешивает возможную боль и страдания «суррогатных»/родных матерей и их детей (которых, в конце концов, создали, чтобы тут же отдать на усыновление).

Украинские «суррогатные» матери были вынуждены продолжать свои «суррогатные» беременности в зоне боевых действий. (Суррогатное материнство нелегально в других европейских странах, и это означало угрозу ареста для этих женщин, если они въедут в них). Об этом СМИ тоже писали. В марте 2022 года новости выражали сочувствие как к переживаниям родителей по контракту, так и к страданиям беременных женщин в бомбоубежищах.

Однако, как заметила Алисон Мотлук из издания Atlantic, эта ситуация наглядно продемонстрировала «реальность, в которой интересы суррогатной матери и родителей не всегда совпадают».

Большинство людей считают, что договора о суррогатном материнстве — политические корректные, прогрессивные, поддерживают права геев и права людей с бесплодием и являются актом альтруизма.

Но, наконец, все больше феминисток начинают выступать против этой индустрии. Мари-Джозеф Девиллерс и Ана-Луана Стоицеа-Дерам стали редакторками новой книги «На пути к отмене суррогатного материнства: международная коалиция за отмену суррогатного материнства», которая была опубликована издательством Spinifex в 2022 году. Книга посвящена «Всем суррогатным матерям, которые умерли в результате суррогатного материнства, и всем брошенным детям, появившимся в результате суррогатного материнства».

Да, жесткие слова, если учесть, как родители по контракту/покупатели воспринимают самих себя и ту жизнь богатой прослойки среднего класса, которую они собираются обеспечить своим детям.

Статьи этой последовательной и убедительной антологии написаны шестнадцатью авторами из восьми стран. В 2022 году сборник также был опубликован на французском и испанском языках.

Редакторки сборника представили отчетливую историю суррогатного материнства начиная от «древних практик суррогатного материнства» в Китае, Корее и Японии, которые существовали в обстановке, когда «нужно произвести на свет наследника любой ценой» и заканчивая феминистской оппозицией тому, что Андреа Дворкин называла «репродуктивной проституцией», и что Маргарет Этвуд, Джина Кореа, Барабара Кац Ротман, Рита Ардитти, Рената Клейн и Шелли Минден считали угрозой самому существованию женщин. Технологии, которые воспринимаются как «прогрессивные», могут также использоваться для того, чтобы распотрошить и раздробить биологическое материнство и причинить огромный вред беднейшим женщинам, а именно они неизбежно оказываются «суррогатными» матерями. В заключении они пишут:

«Если мы примем, что люди рождаются в результате контракта и являются объектами евгенической селекции, если мы примем продажу новорожденных в контексте прав собственности, то мы полностью отказываемся от человеческих прав женщин и детей».

Мой радикальный феминистский взгляд на суррогатное материнство встретил сопротивление не только гендерно-нейтральных либеральных феминисток, сильнейшей оппозицией для меня стали сторонники контрактов о передаче новорожденных на усыновление. В каком-то смысле они поняли, что все суррогатные дети — это просто усыновленные дети, которые тоже, возможно, травматичным образом, были разлучены с родными матерями.

Когда я предположила это в «Священной связи», поднялся вой. Что? Считать, что девять месяцев беременности значат больше, чем сперма и юридический контракт? Что? Считать связь между беременными женщинами и младенцами, которые растут внутри их собственного тела, чем-то нерушимым?

«Немедленные последствия утраты матери одинаковы для усыновления и суррогатного материнства»

Я кое-что поняла. Феминистская оппозиция суррогатному материнству считается угрозой, в том числе, потому, что она, предположительно, может заставить привилегированных людей при больших деньгах отказаться от усыновления новехоньких младенцев и вынужденно согласиться на усыновление уже не таких новых, возможно, пострадавших от насилия, детей, которые, в Америке, очень часто будут африканского происхождения.

Суррогатное материнство, одновременно расистская и сексистская практика, обеспечило совершенно новый способ усыновления ребенка для привилегированных при деньгах, да и еще и получившаяся ребенка будет, как минимум, с генами отца. И лишь для того, чтобы с гарантией предотвратить борьбу за опеку, яйцеклетки все чаще берутся не от родной матери, а от другой женщины, они оплодотворяются спермой отца по контракту, а потом вводятся в матку, взятую в аренду.

Все знают, что по не известным до конца причинам, большинству усыновленных детей приходится нелегко. В антологии Кэтрин Линч описывает, что «… усыновленные по всему миру, независимо от «идеальных картинок» усыновления, независимо от того, насколько любящие у них родители, испытывают чувства отрезанности, одиночества, утраты и гнева». Ее заключение: «Немедленные последствия утраты матери одинаковы для усыновления и суррогатного материнства».

Линч, которую саму удочерили, со смелостью и грустью обсуждает свои больничные записи вскоре после своего рождения. В течение недели у нее были признаки острого стресса («трудности с кормлением, плохо сосет, беспокойна и кричит всю ночь»), но их не считали важными. В ту эпоху усыновления считались необходимым и альтруистичным способом изъятия детей у «неподходящих» женщин — незамужних или живущих в опасной обстановке.

Но это было в прошлом. В наши дни суррогатное материнство «специально создает людей с целью изъятия их у матери и передачи на усыновление».

Рената Клейн ясно говорит о видимом, но недооцененном вреде, который причиняется суррогатным материнством. Она воспринимает суррогатное материнство «как нарушение прав человека родных матерей, донорок яйцеклеток и родившихся в результате детей». Это сделка, которая сводит женщин к «инкубаторам, пустым сосудам», а детей к «товарам».

Кроме того, в результате эти родные матери могут умереть, у них могут развиться медицинские осложнения, они могут стать бесплодными. У них могут развиться психиатрические осложнения после разлуки с новорожденными. Донорки яйцеклеток также сталкиваются с медицинскими рисками, включающими бесплодие и рак.

Клейн также говорит о том, что мы должны сделать, чтобы остановить суррогатное материнство, в том числе, «уменьшить коммерческий интерес», «привлекать в движение разделяющих наши взгляды геев» и «менять то, как мы обсуждаем бездетность».

Авторки сборника также основали Международную коалицию за отмену суррогатного материнства. Дженнифер Лах, режиссерка и президентка Центра биоэтики и культуры, также находится на передовой этой борьбы. Недавно она провела встречу об «исчезновении» слова «женщина», в том числе, об угрозе суррогатного материнства для женщин.

Авторка: Филис Чеслер (Phyllis Chesler)

Источник: 4w.pub

Поддержите проект: Если вы считаете важными такие материалы, и у вас есть такая возможность, вы можете поддержать работу этого сайта с помощью доната или подписки на Boosty.