Несколько историй, присланных женщинами, пережившими проституцию, на сайт Nordic Model Now.

Анонимно

«Секс-работа» — это настоящая работа. Ну, если «настоящая работа» — это когда 70-летний пьяный мужик пытается торговаться из-за «цены», потому что вы отказываетесь продолжать без презерватива… и этот мужик становится агрессивным и требует вернуть деньги… если это работа, когда тебя заставляют отдавать 50-100% выручки сутенеру… если это работа, когда тебя заставляют заниматься сексом с мужчинами, которые скрываются от полиции из-за домашнего насилия… Если это работа, когда вас снимают на камеру без вашего согласия… если это работа, когда вас лупят/бьют/называют никчемной шлюхой…

Тогда да, это работа.

Эмма

Меня впервые продали в 14 лет и проституция продолжалась до тех пор, пока мне не исполнилось 28. Она разрушила мою жизнь. После выхода из проституции у меня проблемы с зависимостью от кокаина. Мужчины регулярно насиловали меня анально. У меня до сих пор остаются боли. Кокаин помогает заглушить рыдания у меня в голове.

Мне трудно принять свое тело, которое терпело надругательства по 5 или 6 раз каждый день в борделе Сохо. Сейчас я неспособна функционировать сексуально (мне 31 год), и мне противна даже мысль о том, чтобы мужчина прикоснулся ко мне.

Дана Леви

Иногда люди, которые ничего не знают об этой области, выступают против криминализации женщин в проституции, и им кажется, что если называть проституцию работой, то это будет поддержкой для женщин. Лучше быть работницей, чем преступницей. Я понимаю. Это просто невежество с благими намерениями.

Когда тебя насилуют, это не работа, и нет никаких преимуществ в том, что мы начнем использовать терминологию трудового законодательства в дискуссии о физическом и сексуальном насилии. Большинство проституированных женщин НЕ используют этот термин, особенно те, кто не говорят по-английски.

Я также не считаю, что проституция из той же категории, что и потогонное производство. На потогонных фабриках условия не легитимны, но сама по себе работа легитимна. Если уменьшить количество рабочих часов, платить справедливую зарплату, улучшить безопасность и гигиену, то это будет самое обычное рабочее место.

В проституции сама суть практики насквозь прогнившая. Даже если проституция происходит в роскошном отеле и только с двумя проституторами в день, это все равно приводит к постоянной травме. Сама по себе практика причиняет вред, не просто условия, в которых она происходит.

Джози

Я раньше соглашалась с идеей о том, что «секс-работа – это работа», потому что единственной альтернативой было – «секс-работа – это легкие деньги ни за что» и «секс-работой занимаются аморальные женщины-нимфоманки».

Я сразу же перешла в лагерь «секс-работа – это работа», потому что такая позиция позволяла мне заявлять, что нет, мне это совсем не нравится. Я делаю это ради денег, как и на любой другой работе. Это не мой фетиш, и это совсем не легко. Я могла сказать, что это очень тяжело притворяться, что тебе не противны агрессивные старики, которые кому угодно будут противны.

Ни разу за 30 лет жизни я не слышала, чтобы кто-нибудь сказала: «Секс-работа – это изнасилование, проституторы используют экономически неблагополучных женщин и платят за сексуальное насилие над ними».

Мне это буквально ни разу не приходило в голову, но как только я услышала это в первый раз, то я в ту же секунду поняла – это правда.

Анонимно

Я встретилась с этим мужчиной. Думаю, ему было 37, а мне было 14. Он оставил рядом со мной пакет с деньгами, сделал свое дело и ушел.

Потом я проверила пакет, а деньги были фальшивыми. Для него я ничего не стоила.

Крисси

Я считала себя совсем никчемной, так что перейти в секс-индустрию было просто. Поначалу я чувствовала, что контролирую ситуацию, что это моя сила. Мне нравились деньги. Мне нравились другие девочки. Владелец борделя уделял мне особое внимание, так что я по глупости верила, что я особенная.

Мой партнер привозил меня на работу шесть вечеров в неделю. Я верила, что он действительно меня любит, раз он с таким пониманием относится к моей «карьере».

Помню однажды ночью в эскорте я сосала член парню, который был точной копией моего отца. Я всю дорогу обратно в бордель плакала. Чувствовала себя больной, грязной, мне было так стыдно.

Ложное чувство контроля испарилось очень быстро. У меня не было никакого выбора, с кем я буду трахаться, или как они будут меня трахать. Все контролировали только они. Мое тело больше мне не принадлежало.

Я несколько раз пыталась уйти оттуда, но мой партнер напоминал мне, что я шлюха, и всегда буду шлюхой. Так что я возвращалась. Ему нравились деньги. Ему нравились наркотики. Ему нравились девочки, которых я приводила домой для него.

Наконец, я ушла из борделей. Но для моего теперь уже мужа я все еще была шлюхой. Изнасилования были нормой в нашем браке, потому что у меня никогда не было выбора.

Сейчас прошло 20 лет, и я замужем за потрясающим мужчиной, которому приходится иметь дело с моим ПТСР, моими страхами и моими разрушенными мозгами. Мы практически не занимаемся сексом, потому что для меня это насилие.

Я больше никогда не буду прежней, потому что когда-то мне продали ложь о том, что у меня будет контроль.

Поддержите проект: Если вы считаете важными такие материалы, и у вас есть такая возможность, вы можете поддержать работу этого сайта с помощью доната или подписки на Boosty.