Алли-Мари Даймонд – женщина из народа маори, которая живет в Австралии. Она активистка движения против секс-индустрии и сторонница Шведской модели. Это ее история вовлечения в проституцию в Новой Зеландии. Это речь, которую она произнесла в 2019 году в парламентах Южной Австралии и Северной территории во время дебатов о законопроектах о полной декриминализации секс-индустрии. […]

У меня есть яркое воспоминание об одной ночи. Словно вор он крадется в мою комнату, в мою кровать. Мне пять лет. Я помню, что я была так напугана, что не могла пошевелиться или закричать. Я не издала ни звука. Я замерла, от страха я не могла даже заплакать.

Мне казалось, что по моему крошечному маленькому телу ползают жуки, но это были не жуки, это был язык моего дяди, и он был повсюду.

Наконец, я тихонько захныкала, он зажал мой рот рукой и прошептал в ухо: «Тихо. Тебе никто не поверит».

Как же ужасно, что даже в таком возрасте я тут же поняла, что он прав. Мне никто не поверит.

Я знала, что я отличаюсь. Девочка с оливковой кожей в белой семье.

Я была изгоем, или, как говорили в церкви моей бабушки, «ненужный ребенок».

Мне было три года, когда мою голову толкнули в половой член мальчика старше меня. Уже тогда мой юный мозг начал принимать как должное, что такое поведение нормально и приемлемо.

Я сидела на игровой площадке с моей подругой, которая тоже была «ненужной», другие дети кидались в нас оскорблениями, словно копьями, они пронзали самое сердце. Они говорили, что мы грязные, вонючки, ненужные дети. Нам задавали вопросы вроде: «Ты мыться не умеешь, или ты такая бедная, что не можешь купить мыла, иначе почему ты такая коричневая? Тебе надо мыться получше».

Я помню, как я шла в одиночку через школьный двор, и мальчики лет девяти просили меня снять трусы, популярные мальчики… Я так отчаянно хотела, чтобы меня принимали, что я подчинялась. Мужчины снимали с меня трусы с тех пор, как мне было три года. Это ведь нормально, верно?

За этим последовало еще больше издевок, еще больше оскорблений, пошли слухи, что я всем даю, что я шлюха… Если я говорила «нет», то меня били, девочки дразнили меня… Они воровали мой велосипед, бросались в меня камнями. Я ненавидела школу, не хотела там находиться. Никто не слышал моего плача, никто мне не помогал. Мне не у кого было искать защиты.

Мне было так плохо, что я постоянно ходила, понурив голову. Я смотрела в землю, не поднимая глаз. До сего дня я не могу избавиться от слов неудачница, безнадежная, врунья, уродина, они словно вырезаны у меня в душе. Я все еще пытаюсь их стереть.

Воры, которые прокрадывались ко мне в кровать ночью, продолжали приходить. Даже не знаю, сколько их было. В церковном приходе моих дедушки и бабушки сексуальное насилие над маленькими девочками и мальчиками было словно какой-то эпидемией.

Но как совсем маленькая девочка я не понимала, что происходит. Это было неприятно, но это нормально, да? Я быстро поняла, что мужчины хотят от меня только одного – секса.

Я была молодой женщиной, когда у меня забрали мою новорожденную девочку, потому что мои приемные родители считали, что женщины не могут воспитывать детей в одиночку. Мой бывший парень избивал меня, и из-за него я оказалась с огромными долгами.

Я была практически бездомной, одинокой, я боялась жизни и мира вокруг меня. У меня ничего не было. Я потеряла мою малышку, моя приемная семья не хотела иметь со мной ничего общего. Я была сама по себе.

Именно тогда ко мне обратилась одна подруга, предложила мне выход. Способ расплатиться с огромными долгами и найти нормальную крышу над головой. С этого начался мой путь в мир проституции. Это было в 1993 году, мне был 21 год.
Я начала в маленьком частном доме, в тихом пригороде на окраине города. Когда я подошла к входу, я проверила номер, так как все дома в том районе были одинаковыми. Никаких красных фонарей на входе, как я себе представляла. Просто тихий дом с изгородью, гаражом и почтовым ящиком. Он ничем не отличался от других домов, в нем было тихо. Местом заправлял мужчина-азиат, который казался очень заботливым и хорошим. Когда я начала в свою первую ночь, на меня был очень высокий спрос, потому что я была новенькой, тихой, забитой, застенчивой, миниатюрной, хорошенькой и крайне наивной.

Я пробыла там недолго. Менеджер сказал, что он отвезет меня в город на встречу с его другом. Он сказал, что тот лучше позаботится обо мне, что за мной будут присматривать, защищать, что я смогу зарабатывать деньги прямо по месту жительства.

Это был массажный салон на тихой городской улице, рядом были злачные магазины с видео для взрослых. Я быстро узнала, что именно там происходит за закрытыми дверями.

Вход в массажный салон освещался изнутри, на двери была красивая табличка. Внутри была длинная и узкая лестница. Она была покрыта красным ковром, и когда я сделала первый шаг, я заметила, что ковер потертый и грязный, как будто его никогда не чистят. Позади меня по лестнице поднимался азиат, который продал меня сюда, я смотрела в пол. Я была напугана, смущена, мне было стыдно. Мои инстинкты говорили мне, что надо бежать, развернуться и бежать без оглядки. Но куда мне бежать? К кому мне бежать? Мне некуда было идти. Я была одна.

У меня кружилась голова, и я положила руку за стену, чтобы не упасть. Стены были покрыты облупившейся розовой краской. Я отдернула руку, меня тошнило. В воздухе был специфический запах, потом я узнала, что это запах застарелой спермы, резины и пыли.

Когда я поднялась по лестнице, я заметила, что там другие лестницы ведут на следующий этаж. Меня завели за дверь на том этаже, на котором мы были. Предо мной был огромный стол… Черный, блестящий стол для ресепшена. За ним сидел мужчина, который представился администратором. Он смотрел на меня практически голодными глазами, в это время пришел пожилой мужчина. Это был менеджер, друг азиата.

Администратора со всех сторон обнимали девушки. Его голубая рубашка была не до конца застёгнута. На нем были черные обтягивающие джинсы, он откинулся на черное кожаное кресло с жуткой ухмылкой, от которой у меня мурашки выступили – меня до си пор дрожь берет, когда я его вспоминаю.

Меня завели в другую комнату, в которой было темно, какой-то свет был только от тусклой лампы в углу. Когда я привыкла к сумраку, я заметила, что повсюду в комнате сидят девушки, в основном тайки или маори. Тайки были очень молодыми и хрупкими, скоро я узнала, что они не говорят по-английски, знают лишь несколько базовых слов. Была пара блондинок, одна высокая с пышной грудью, другая была на последнем сроке беременности, на вид ей было не больше 16.

Эта комната стала моим новым домом. Почти все дни и ночи я проводила в ней, хотя поначалу менеджер попросил меня сидеть на ресепшене. Он хотел, чтобы все мужчины видели меня, когда они поднимаются по лестнице и заходят в главную дверь. Той ночью я приносила большие деньги, была девственницей города – новенькой, уязвимой и наивной, не понимавшей, какая жизнь меня теперь ждет.

Мой первый клиент был с ожирением и сильно потел. Когда мы зашли в комнату, и он разделся и зашел в душ, мне пришлось силой воли подавить рвотный рефлекс. Мои ноздри наполнила его потная, тяжелая вонь, у меня рвота к горлу подступала. Вскоре он вышел из душа, поднял меня и отбросил на другой конец комнаты. Он орал, что я всего лишь бесполезная черная шлюха, на которую у него даже не встает. Он дал мне сильную пощечину, от боли у меня навернулись слезы, но я боролась с ним, не хотела показаться слабой.

Это было первое физическое насилие, но далеко не последнее. В ту первую ночь меня купили более 20 мужчин. Один за другим в течение 24 часов. Никаких денег на руки я не получила. Все платили администратору заранее.

В ту первую ночь меня избили и изнасиловали анально. Респектабельный белый мужчина сказал мне, что это все, на что я гожусь, и я должна быть благодарна, что он платит мне. Некоторые мужчины пытались запихнуть мне в вагину кулак целиком, а потом злились, что я слишком узкая, а за час до этого другой мужик ныл, что я недостаточно узкая, потому что он был пьян, и у него упал.

Не то, чтобы какому-то из этих мужчин было дело, потому что они заплатили за право насиловать, унижать, бить и использовать меня. Но ведь так все мужчины обращаются с женщинами, верно? Я считала, что лучше получать деньги за изнасилования, чем просто так терпеть изнасилования.

Когда последний мужчина ушел, я свернулась калачиком на кровати, по моим щекам стекали слезы, и я не могла перестать плакать. Все тело так сильно болело, я была вся в синяках, на сосках были кровоточащие трещины, когда я смотрела на свое тело, я сама себя не узнавала. Моя вагина была словно в огне. Мой анус был разорван, вся простыня была в крови. Я чувствовала стыд, одиночество и страх, я чувствовала себя сломленной и ни на что не годной. Все насилие, которое я пережила в детстве не могло с этим сравнится – это было хуже, намного хуже. Я не помню, как я заснула той ночью, но я помню, что проснулась и поняла, что это не ночной кошмар, это теперь моя жизнь.

В темном и грязном коридоре было шесть комнат. В каждой была экстренная кнопка, душевая, кровать. В каждой комнате лежал старый ковер, краска на стенах трескалась и стоял этот специфический запах, к которому я со временем привыкла и меня уже тошнило меньше. Экстренными кнопками почти не пользовались, на это обычно не было времени, а если мы на них и нажимали, то никто все равно не приходил.

Ночи с тех пор проходили как в тумане, и я была как робот.

Деньги текли рекой, но в основном они попадали к менеджеру – расходы на проживание, он так это называл. То, что мне перепадало, я тратила на новую одежду, обувь, белье. Когда я тратила деньги, это был способ почувствовать, что я принадлежу к этой жизни, что я чего-то стою… Тогда я была популярна, меня хотели. Конечно, это была нездоровая ситуация, но я не знала ничего лучше. Смешно, но когда я одевалась в дизайнерские платья, я чувствовала себя принцессой. Я могла купить что угодно… Но выгоды на самом деле не было… Я покупала одежду, о которой всегда мечтала, но меня никогда не отпускало чувство, что я пустое место.

Всю жизнь я подвергалась сексуальному, эмоциональному и физическому насилию. Насилие было всем, что я знала. Единственным образом жизни. Единственной нормой. В нем был определенный комфорт.

Я получала внимание не только от клиентов, но от всех мужчин – вышибал, барменов, всех. И мне это нравилось. Но это было нездоровым. Я была рада любому вниманию. Мне было важно любое признание, неважно в какой форме. Это стало привычкой, моей зависимостью. Я и не заметила, как увязла настолько глубоко, что я совсем не видела выхода. Это как заблудиться в самой темной чаще, куда даже не проникает солнце.

Но, как и с любой зависимостью, кайф скоро пропадает, и я начала напиваться, чтобы притупить боль, стыд, жизнь. Когда и это перестало работать, я обратилась к наркотикам.

Моя популярность начала снижаться, насилие от мужчин вокруг меня становилось все хуже. Меня запирали в комнате и выпускали только для встреч с клиентами. За мной постоянно наблюдали, они знали каждый мой шаг.

Через какое-то время я нашла свет у себя внутри, я начала использовать свой голос. Но в ответ я получала еще больше насилия, они пытались восстановить свой контроль и заставить меня замолчать.

Я благодарна за то, что я жива, что я могу стоять перед всеми вами и рассказать о том, что преследует меня до сих пор. Я благодарна за то, что я нашла свой голос. Некоторым повезло гораздо меньше. Одна из них – моя сестра, не по крови, а по духу. Я встретила ее на улице, когда она была в отчаянии, ей было 14 лет, она была беременна. Она оставалась на улицах в Новой Зеландии до 2010 года. Мы были близки, но когда я начала выздоравливать, она все еще пила каждый день, чтобы забыть, заблокировать чувства безнадежности, стыда и бесполезности. Время от времени она возвращалась в единственное место, которое ей знакомо. Она говорила, что хотя улицы уничтожили ее, она не умеет жить иначе. Для нее такая жизнь – это ее «норма».

Насилие, которое продолжалось за закрытыми дверями, пугало меня, но я никогда не сообщала о нем и никому ничего не рассказывала из-за страха того, что случится со мной, если я это сделаю.

Мужчины считали меня вещью, с которой можно делать все, что угодно, все, что они увидели в последнем порнофильме, все, что придет в голову. Они считали, что это Богом данное право, потому что они за это заплатили. Возможно, у меня был выбор, когда я вошла в эту дверь и поднялась по лестнице, но я не выбирала побои, изнасилования и анальный секс множество раз каждый день.

Есть множество историй про секс-индустрию, которые я могла бы рассказать. Я могла бы написать целый роман, может быть даже сценарий сериала для Нетфликс, по сравнению с которым «Пятьдесят оттенков серого» — сказка для детей. Но я здесь для того, чтобы обсудить правовые аспекты или даже реальную политику. Я здесь, чтобы поделиться своей правдой, своей историей, своим опытом женщины из коренных народов в моей родной стране, Новой Зеландии. Я здесь, чтобы рассказать вам о путешествии маленькой девочки, которая выросла с верой, что эксплуатация, изнасилования и побои – это норма.

«Секс-работа» — это гламурное название для оплаченного изнасилования! Эти мужчины не платили за мое время или мою компанию. Они платили за то, чтобы трахнуть меня в каждую дырку, какую они только могли найти, даже если я говорила «нет». Когда тебя трахают 20 раз в день – это НЕ РАБОТА. Это терроризм против женщин. Это поддержанная на международном уровне атака против уязвимых женщин, девочек и детей.

Может быть, они не взрывали здания или себя, но они взрывали мой разум, мое тело, мою душу. Они посылали меня в камеру пыток, из которой я не могла сбежать. Потому что даже сегодня я пытаюсь выжить, жить, почувствовать, что я чего-то стою, могу быть любимой, могу мечтать.

Я слышу женщин, которые говорят о том, что оплаченные изнасилования приносят им эмпауэрмент и кормят их детей. Я слышу, как они защищают единственный путь, единственную жизнь, которую они знают, единственную жизнь, которой они жили. Я вижу их, потому что я тоже когда-то была ими, я была женщиной, которая защищала свою норму и единственную знакомую мне жизнь, единственную жизнь, которая кормила моих детей. Я благодарна за то, что у них есть их голоса, их громкие, сильные, прекрасные голоса.

Но я здесь для того, чтобы говорить от лица моих сестер, которые потеряли свои голоса, у которых больше нет сил, чтобы говорить, которые проиграли в этой борьбе, которые потеряли веру в любовь и человечество как таковое. Я здесь, чтобы говорить от лица детей, некоторым из которых не больше девяти лет, которых продают на улицах Окленда. От лица детей 12 лет, которыми торгуют в лицензированных массажных салонах. Я здесь, чтобы говорить от лица женщин и детей, которые составляют большинство, подавляющее большинство. Я здесь, чтобы говорить от их лица. От лица самых уязвимых в нашем обществе, в наших сообществах.

Это моя история, и я не говорю за всех в этой индустрии, некоторым, возможно, достаточно повезло, и они никогда не испытывали подобного насилия, а некоторые, к сожалению, испытывали насилие гораздо хуже.

В Австралии и Новой Зеландии, женщины и девочки из коренных народов, маори, тайки, женщины и девочки из тихоокеанских народов составляют непропорционально большую долю в секс-индустрии. Мы живем с комбинацией расизма и сексизма. Я здесь, чтобы говорить от лица уязвимых, потерянных, слабых, от лица большинства без голоса, большинства, которое слишком напугано, чтобы говорить, от лица моих сестер, и я призываю вас, пожалуйста, услышьте меня.

Вам хочется думать, что в Новой Зеландии принята Идеальная Модель, но это не так. Я знаю это по своему собственному опыту и по опыту моих сестер.

Я маори, представительница тихоокеанских народов, с культурной точки зрения я могу представлять Новую Зеландию, мою страну, мой дом, мой народ.

После того как в 2003 году в Новой Зеландии был принят Акт о реформе проституции, уличная проституция стала хуже, чем когда-либо раньше. На улицах продают даже девятилетних детей, это могут делать банды, родственники, даже их родители. В легальных борделях с лицензией могут продавать девочек лет 12. Когда мы слышим о секс-туризме, мы думаем о таких странах как Таиланд или Камбоджа. А следует также думать о Новой Зеландии, потому что именно это сейчас в ней происходит, но если не приглядываться, вы можете этого не заметить.

Скажите мне, кто защищает этих уязвимых девочек при полной декриминализации? Где их права? Кто будет защищать детей в наших сообществах? Если вы думаете, что этого не произойдет здесь, то вы глубоко заблуждаетесь. Как только вы откроете дверь для криминальных структур, сутенеров и владельцев борделей, мужской спрос на проституцию начнет расти, и самые уязвимые, наши дети, станут мишенью, их будут вовлекать в проституцию. Поверьте мне, я знаю о чем говорю, это произошло в Новой Зеландии.

Я слышу, что вы говорите о самых уязвимых, как вы должны о них думать. Позвольте кое-что вам рассказать.

Женщины с голосами, которые знают, чего они хотят, и не боятся требовать и бороться за это, они не самые уязвимые. Самые уязвимые – это те, кто нуждается в защите, опеке, руководстве, любви. Самые уязвимые – это дети (и женщины) без голоса.

Дети нуждаются в защите. Они нуждаются в том, чтобы знать, что они могут вырасти в безопасной среде.

Голосование за полную декриминализацию сделает ваше общество небезопасным, даже угрожающим. Бордели будут появляться тут и там по соседству, на одной улице с вашими семьями, по месту вашего жительства. Где угодно. Ваши дети будут идти в школу, и они будут идти мимо женщин, стоящих на улице. Уже одно это может быть травматичным для детей, это может повлиять на их представления о мире, их самих, их сексуальности.

Это происходит в Новой Зеландии, в моей родной семье, с моими друзьями и их семьями. Законопроект о полной декриминализации начнет эффект домино, который будет необратимым, и его последствия нельзя будет исправить.

Представьте, что будет через 20 лет после того, как вы сейчас декриминализируете всю секс-индустрию. Она станет нормой, и я гарантирую, что ее будут представлять как один из вариантов карьеры на ярмарках труда для школ. На ярмарках труда ваших детей или внуков. Через 20 лет это станет нормой для ваших детей, которые будут совсем взрослыми, и это будет восприниматься как выбор карьеры.

Это действительно то наследие, которое вы хотите им оставить? Это действительно то, как вы хотите войти в историю, как политики, которые сказали: «У мужчин есть право покупать ваше тело»?

Неужели вы можете честно сказать мне, что если вы проголосуете за полную декриминализацию, вы сможете вернуться домой к своим детям, прийти в вашу местную школу, посмотреть на этих детей, на их родителей и сказать: «Сегодня был отличный день. Сегодня мы проголосовали за право мужчин покупать ваши тела!»

Даже одна жизнь – это слишком много.

Когда вы будете голосовать сегодня, я прошу вас думать о женщинах в секс-индустрии Новой Зеландии, которых убили после принятия Акта о реформе проституции в 2003 году. Помните об этих женщинах. Каждая из них чья-то дочь, чья-то мама. Эти женщины были самыми уязвимыми, но правительство Новой Зеландии не защитило их с помощью принятия этого закона. Может быть, если бы у этих женщин была адекватная поддержка и социальная помощь по выходу из секс-индустрии, они бы до сих пор были с нами, они были бы сегодня со своими семьями, они были бы сегодня с теми, кто их любит.

Молодая женщина 24 лет. Мы не знаем ее имени. Ее сбили машиной, которая сдала назад, и ее переехали снова, потом опять сдали назад, и переехали еще один раз. Ее тело нашли в местной реке.

Сьюзи. Ей было 36 лет, она была из Крайстчерча. Ее нашли в пустом здании задушенной.

Нэнси 54 лет из Окленда.

Мэллори. Она была молодой женщиной маори, только 27 лет, убита в Крайстчерче.

Кармен, 32 года, молодая южноафриканка из Окленда, ее убийца воспользовался детской бейсбольной битой. Полиция нашла ее тело разрезанным на части и похороненным в коробке недалеко от Окленда.

Скай, 48 лет, тайская женщина из Окленда, убита своим бойфрендом, с которым она то сходилась, то расходилась. Убита после ссоры из-за того, что ему нужно было уйти из квартиры, когда у нее была встреча с «клиентом». Он хотел, чтобы она ушла из секс-индустрии. Он «просто хотел, чтобы она заткнулась». Он спал рядом с ее телом в течение четырех недель. По словам прокурора: «Он не любил ее. Он даже не уважал ее. Его интересовал только секс».

Рене, умерла от сильнейших ожогов по всему телу.

И я хотела бы добавить, что сейчас в этом зале присутствует прекрасная женщина, которая была свидетельницей одного из этих убийств.

Я призываю вас, пожалуйста:

Будьте голосом для моих сестер, которые умерли, потому что их платящие насильники слишком сильно их избивали.

Будьте голосом для моих сестер, которые умерли, потому что у их насильника была фантазия о том, чтобы душить ее, пока он ее трахает.

Будьте голосом для моих сестер, которые говорили «нет», но мужчина все равно сделал это, и они умерли от внутренних повреждений.

Будьте голосом для моих сестер, которые потеряли способность дарить жизнь, потому что платящие насильники засовывали бутылки, огурцы, огромные вибраторы, каблуки туфель, батоны и все, что только приходило в их больные умы, так сильно и так глубоко, что их вагины и репродуктивные системы оказались необратимо повреждены.

Будьте голосом для моих сестер, которые больше не могли этого выносить и выбрали единственный путь, который они могли увидеть – самоубийство.

Будьте голосом для моих сестер, которые настолько потерялись на этих улицах, что все, что они делают – принимают наркотики и пьют, пока их почки или печень не откажут, потому что они не видят выхода, а боль слишком невыносима.
Будьте голосом для моих сестер, которые слишком напуганы, чтобы говорить.

Будьте голосом для моих сестер, которые до сих пор в ловушке оплаченных изнасилований, и у них нет выхода, потому что их принуждают, они стали жертвами торговцев людьми, или их семьям угрожают.

Будьте голосом для невинных детей, которые остались одни, потеряв своих матерей.

Будьте голосом для всех детей, которых продают сутенеры, у которых есть свой голос, и которые крадут чужую невинность.

Будьте голосом перемен, будьте голосом, который оставит в наследие то, что ни женщины, ни дети, никто, ничье тело не может быть товаром!

Голосуйте против полной декриминализации!

Голосуйте за шведскую модель!

Источник: Nordic Model Now