Сьюзан Блэк – художница-сюрреалистка из Бирмингема, Великобритания. Ее картины описывают ее опыт изнасилований в детстве и принуждения к проституции и порнографии в подростковом возрасте. Изначально она начала рисовать в качестве психотерапии, чтобы выразить свои интенсивные эмоции и переработать травму, которую она не могла выразить в словах. Активистка Рай Стори взяла у нее интервью о ее работах, торговле сексом и нормализации эксплуатации детей.

Ваши работы, похоже, ассимилируют стили хоррора и готики с эстетикой сюрреализма, в этом отношении на вас повлияли какие-то художники? Как вы пришли к своему очень уникальному стилю?

В позднем подростковом возрасте мне начали нравиться Фрэнсис Бекон и Сальвадор Дали, работы которых я видела в галереях Бирмингема. В детстве я практически не знала никакого искусства, музыки или книг, но мне нравилось рисовать, и это у меня получалось. В подростковом возрасте учителя ругали меня за «мрачные» рисунки и уговаривали нарисовать что-нибудь «миленькое». Я слушалась, потому что только так могла заслужить похвалу.

После школы я хотела поступить в колледж искусств, но когда я сказала это консультанту по карьере, он фыркнул и посоветовал не витать в облаках. Когда я сказала об этом своей матери, она ответила: «Ты, блядь, чего себе возомнила? Пойдешь уборщицей работать, как и я». Так что я не поступила в колледж и ушла из дома в 16 лет.

Пока я не решила нарисовать историю насилия надо мной, я даже ни разу не рисовала маслом.

Я начала рисовать в качестве психотерапии и, хотя у меня была и обычная психотерапия, были вещи, о которых я не могла рассказать моей психологине. У меня просто не было для этого слов. Но красками ты можешь выразить самые сильные эмоции с помощью формы, текстуры и цвета. Я создавала картины только для собственных глаз. Я считала, что не смогу их выставлять, потому что они были такими отвратительными, ужасающими и пугающими. Я знала, что меня за них заклеймят.

Но я хотела, чтобы мои работы были реалистичными. У меня не было никаких «доказательств» прошлого насилия, вроде фотографий или видео, так что я хотела добиться реализма плоти и крови, эмоций и выражений. Еще я знала, что мне нельзя думать о том, что я хочу отразить на холсте, потому что осознанные мысли помешают моим истинным и глубоким чувствам. Так что я начала делать бессознательные наброски, совсем не думая о том, что я делаю. Потом я переносила на холст самые подходящие сырые рисунки. В каком-то смысле, эти образы пришли из моих внутренностей, а не разума.

В общем и целом считается, что люди склонны подавлять воспоминания о плохом опыте, чтобы защититься, или же они делают вид, что эти воспоминания вполне обычны и не так уж плохи. Ваши работы, с другой стороны, предельно откровенны, ничто в них не сглаживает и не приукрашивает ужасы опыта. Вы не боялись такого разностороннего и яркого контакта с подобными воспоминаниями? Их «освобождения» в первозданном виде?

Так и есть. И, как я недавно узнала, я страдала и продолжаю страдать от комплексного посттравматического стрессового расстройства, а я ведь даже не осознавала, что пережила насилие, пока не родила дочь в 28 лет! Я подавляла и объясняла все травмы, и я бы никогда не обратилась за психотерапией, потому что я не хотела переживать все снова. Боль была бы просто невыносимой. Было проще минимизировать, избегать и подавлять. Я обратилась за помощью только потому, что у меня начались флэшбеки, и я не хотела, чтобы они повлияли на мою дочь.

В то время я не боялась, я просто нуждалась в том, чтобы нарисовать мою историю, потому что безумие вышло из-под контроля, и мне было нужно убрать его из головы. Я также чувствовала очень много злости, и я знала, что мне нужно куда-то ее направить. Правда, я никогда не расстраивалась во время рисования – мне нужно было оставаться отчужденной, чтобы я могла сконцентрироваться на технике и не допустить ошибок. Только годы спустя, когда я достала все свои картины, я сорвалась, я посмотрела на всю свою прошлую жизнь, на все насилие. И да, для меня это было катарсисом, и я всегда чувствовала, что мне повезло, что у меня была возможность выразить свои эмоции с помощью красок.

Ваши коллекции рассказывают о коммерческом сексуальном насилии, особенно о том, как оно касается детей. Одна из ваших последних коллекций, «Унижение кукол», уникальна в этом плане, и на нее тяжело смотреть. Некоторые выдвигают аргументы о существовании эндемичной культуры педофилиии (популярная порнография с подростками, от женщин требуют удалять все волоски на теле и так далее), которая не соответствует поверхностному осуждению сексуализации детей. Что вы об этом думаете?

Существует климат превалирующего сексизма, апатии, невежества и принятия в отношении коммерческого сексуального использования и эксплуатации девочек и женщин. Многие ни за что не будут утруждать себя и читать или что-то изучать по этому поводу, но изображение доносит идею моментально, его отпечаток может сохраниться в разуме, так что мне кажется, что оно может оказаться успешнее, чем слова.

Мы все знаем, что один из самых популярных жанров порнографии – это «Молодые», и о чем это вам говорит? Если (легальные) порнографы смогут использовать детей, они будут это делать. Точно так же сутенеры, которые принуждают и эксплуатируют девочек-подростков в проституции, требуют больше денег от проституторов, которые хотят молоденьких девочек. Но в порнографии это нелегально, так что они делают, что могут: порно «Уже можно» с 18-летними, очень привлекательными девочками с почти плоской грудью, без волос на лобке и с прической в виде хвостиков. Порнограф Макс Хардкор использует 18-летних и старается, чтобы они выглядели еще моложе, и для этого они носят накладные хвостики, брекеты на зубах, он покупает им одежду в детских отделах магазинов. Затем он унижает, растаптывает, насилует и уничтожает их на камеру.

В Японии изображение насилия над детьми стало нелегальным лишь в 2014 году, и в видеомагазинах там до сих пор доступны изображения насилия над детьми. Девочек сексуально эксплуатируют в барах и клубах, во многих районах их открыто проституируют. Есть торговые автоматы, в которых продается нижнее белье девочек, открыто продаются секс-куклы в виде детей, не говоря уже о лоликоне и сетаконе в манге и аниме – очень часто это крайне порнографические изображения совсем маленьких детей, которых подвергают сексуальному насилию взрослые мужчины. В этом плане японцы ничем фундаментально не отличаются, необычно лишь это культурное принятие. И раз в Японии так терпимо относятся к педофилии, то можно представить, как часто она бы встречалась в любой стране, будь она легальной.

В самом деле. Социальные реформаторы, например, Джозефина Батлер, пытались положить конец детской проституции в Великобритании девятнадцатого века, но на нее нападали сутенеры, и даже некоторые женщины в проституции были против ее попыток увеличить легальный возраст для проституции с 12 до 16 лет, потому что тогда «ремесло» перестанет считаться «такой же работой как и все остальные». [На тот момент наемный труд был легален с 12 лет]. Реакционеры-неолибералы часто описывают таких людей как Батлер как ханжей, что очень показательно.

В самом деле. Первые коммерческие порнографические журналы сексуализировали детей и пропагандировали педофилию и инцест, например, с помощью таких комиксов как «Честер-педофил», который многие годы фигурировал в журнале «Хастлер». Так что да, порнографы, которые по сути просто сутенеры, не раздумывая начнут снимать в порнографии детей, если это будет легально.

Что касается «сторонников индустрии», то как правило это сутенеры, педофилы, порнографы, распространители или потребители порно, проституторы или неолибералы. Многие из них имеют власть и влияние на СМИ, например, это относится к «Коалиции за свободу слова» в США и «Сексу и цензуре» в Великобритании. У этих людей есть экономические интересы, связанные с секс-индустрией, и их слова находят отклик у молодых людей, которые выросли в атмосфере порнографии и сексуальной объективизации девочек и женщин в СМИ. Поэтому им промывают мозги мифами о проституции и ложью порнографов.

Очевидно, что я полностью поддерживаю «Скандинавскую модель», когда речь идет о проституированных женщинах. Но мы должны пойти дальше, не просто криминализировать покупателей, но обсуждать их и их выбор. Как и в случае любого другого насилия против женщин, домашнего насилия или изнасилований, например, общество и СМИ сосредоточены на жертвах, а не на преступниках. Вместо «Он избивает ее» говорят «Она страдает от насилия». Вместо «Мужчина изнасиловал женщину» говорят «Женщину изнасиловали». Это само по себе обвинение жертвы, которое переводит акцент на то, как жертва «попала» в такую ситуацию, вместо преступника и того, почему он это сделал.

Единственный способ добиться перемен – это информировать детей о сексизме, отношениях, согласии, сексуальном насилии и эксплуатации, о вреде порнографии. Нам нужны какие-то внешние службы, которые будут заниматься образованием следующих поколений и будут учить детей критически размышлять о том, почему так много девочек и женщин объективизируют, подвергают эксплуатации и насилуют, потому что мы слышим только отчеты и статистку по насилию против девочек и женщин.

С помощью порнографии детям промывают мозг и приучают думать, что женщинам нравится быть жертвами сексуального насилия. Если порнография – это эротизация сексуального насилия, то как несформировавшемуся разуму ребенка понять разницу между фантазией и реальностью, мифами и ложью? То, как порнография нормализует насильственные половые каты и учит мальчиков, что им можно воспроизводить такие акты в реальной жизни, меняет мотивацию и поведение детей. Сейчас все чаще происходит сексуальное насилие одних детей над другими, после расцвета порнографии онлайн изнасилования и групповые изнасилования все чаще снимают на видео и выкладывают в Интернет.

Я хочу сказать, что большинство женщин, которые говорят, что им нравится проституция (или любая другая разновидность секс-индустрии), очень часто выросли в дисфункциональных семьях, где насилие и сексуальная эксплуатация были повседневностью и/или эти женщины были изнасилованы. Это жертвы с комплексным ПТСР, для которого характерны такие виды поведения, когда жертва ищет новое насилие над собой, потому что оно помогает заглушить крайне неприятные симптомы, которые кажутся еще более болезненными. Часто этот психологический механизм проявляется в крайне рискованном сексуальном поведении с высоким уровнем насилия, ненависти к себе, нанесении себе повреждений, унизительных сексуальных практиках, диссоциации и воспроизведении насилия (это еще называют привязанностью на основе травмы). Кроме того, у некоторых из этих молодых женщин очень высокий уровень злости и агрессии, что проявляется в браваде и демонстрации своей закаленности. На самом деле они не такие – это просто механизм выживания. У этих молодых женщин обычно есть зависимость от наркотиков или алкоголя, поэтому они согласны абсолютно на что угодно за деньги на очередную дозу. Это замкнутый круг.

Я считаю, что правительства и медицинские организации должны понять и признать эти факты и начать действовать. Нужно объяснять это во время обучения медицинских работников, социальных работников, полицейских и юристов. Эта информация должна распространяться в СМИ и среди общественности. Только так можно противостоять обвинению жертв, которое оберегает целое царство изнасилований, эксплуатации и насилия против девочек и женщин.

Работы Сьюзан Блэк

Дядя, которому можно доверять

Наш особый секрет

Операция

Проститутор

Рыжие волосы

Заткнись и терпи

Я уже убивал сучек раньше

Каждому по кусочку

Источник: Feminist Current