Я пошла устраиваться на «работу» в бордель, когда я жила в хостеле для бездомных. Я только что порвала с бойфрендом, потому что он употреблял наркотики. До этого я бросила колледж и свою работу в косметологическом салоне, потому что пыталась помочь ему завязать, но в итоге я оказалась ни с чем и без гроша в кармане. Мне сказали, что я смогу получить социальное пособие не раньше, чем через несколько недель, а на рассмотрение моей заявки на улучшение жилищных условий уйдут месяцы. Я никогда даже не думала, что окажусь в проституции.

Однажды я спросила другую девушку из хостела, откуда она берет деньги, и она сказала, что есть один массажный салон, и я смогу устроиться туда делать «эротический массаж», но мне не придется делать ничего «дополнительного», если я не хочу. Она врала мне.

В первую же неделю работы меня изнасиловал проститутор, когда я отказалась от секса без презерватива, в другой раз администраторша начала меня запугивать, когда я попыталась отказаться от слишком отвратительного проститутора.

Бордель был очень вульгарным, безвкусно обставленным местом. Наверное, именно так большинство людей и представляет себе бордель. Располагался он в закоулке под вывеской «спа-салон для джентльменов», но, конечно, все прекрасно понимали, что там происходит. Позднее я узнала, как бордель избегал закрытия и полицейских рейдов — некоторые из местных полицейских были его завсегдатаями.

В прихожей принимали посетителей, там же располагался бар (без алкоголя). В подвале была сауна и общая ванна-джакузи — они предназначались только для проституторов, мы ими пользоваться не могли. Сбоку была маленькая комнатка с огромным экраном, на котором постоянно крутили жесткое порно. На втором этаже было несколько маленьких комнаток с массажным столом и зеркалом на всю стену. Наверху также располагались два номера «VIP» с двухместными кроватями, отдельными ванными и коллекциями секс-игрушек. Единственным способом заработать приличные деньги было развести проститутора на аренду номера VIP, так как аренда стоила очень дорого.

Конкуренция между женщинами была очень жесткой, а у меня плохо получалось «завлекать» проституторов. В борделе была одна женщина, которая делала это легко и «естественно», и у нее всегда было больше всего проституторов, хотя она и не была самой красивой.

Когда я спросила, как ей это удается, она совершенно спокойно ответила, что этот ее «природный дар» — результат изнасилований педофилами в детстве и раннего вовлечения в проституцию. Для нее секс всегда был единственным, что она могла предложить. Она засмеялась, увидев мой шок, и сказала, что мне лучше привыкать к таким историям — со временем я услышу вещи и похуже.

В то время я старалась заглушить и забыть свой собственный опыт насилия, так что мне ошибочно казалось, что между моим и ее прошлым нет ничего общего. Мне было отчаянно ее жалко.

Я ни разу не встречала в борделе женщину, которая была рада в нем оказаться. Я встретила девушку, которая забеременела от своего парня, но он ее бросил — она плакала практически каждую смену. Я встретила женщину, у который была патологическая зависимость от пластических операций из-за навязчивой мысли о том, что она очень уродлива. Я встретила девушку, которую принуждал к проституции абьюзивный любовник намного старше ее, она то и дело уговаривала нас стать «моделями в фильмах для взрослых». Этот парень околачивался рядом с борделем, когда мы выходили со смены, пока администраторша не сказала охранникам его припугнуть.

Я ни разу не видела настоящего владельца борделя. Слышала, что он «опасный ублюдок», и что если он придет в салон, когда я там, то лучше держаться от него подальше. Это жутко меня напугало, но, по счастью, я его так и не встретила.

Администраторша, которая присматривала за нами, хорошо умела запугивать. Раньше она сама занималась проституцией. Она постоянно казалась крайне несчастной и вела себя так, будто люто нас всех ненавидит, но «клиентов» она ненавидела еще больше.

Единственные приятные моменты в борделе были связаны с периодической солидарностью между женщинами. В тихие смены мы часто вели долгие и глубокие разговоры, рассказывали о нашем прошлом, делились надеждами и страхами. Мы постоянно находились в травматичной и опасной ситуации, что побуждало нас сближаться, хотя иногда это приводило к бурным выяснениям отношений и даже дракам.

Там была одна женщина постарше, которая начала меня опекать. Она все время повторяла мне, что «надо выбраться отсюда, пока не стало слишком поздно». Когда я сказала, что это просто временная мера, и я не собираюсь здесь задерживаться, она лишь покачала головой. «Милая, мы все так думали», — сказала она.

Я совсем не думала о будущем. Когда я все потеряла, это меня сломило, я чувствовала себя безнадежной неудачницей. Раньше я мечтала открыть собственный салон красоты, но теперь я похоронила эту мечту. О том, что со мной происходит сейчас, и куда это меня приведет, я тоже не думала — это было слишком больно.

Я начала очень много пить. Меня постоянно лапали, хватали где угодно, некоторые постоянные посетители были склонны к физической агрессии — вынести все это на трезвую голову невозможно.

Я ушла из борделя шесть месяцев спустя и не пыталась вернуться. Сейчас у меня есть любящий партнер, ребенок, я совладелица салона красоты. Но у меня все еще остаются шрамы после того периода, они никуда не делись. Я долго проходила психотерапию, но я все еще восстанавливаюсь.

Поэтому меня тошнит, когда некоторые начинают ратовать за декриминализацию или легализацию борделей.

Полным-полно историй о насилии и торговле людьми в огромных легальных борделях в Германии или Нидерландах. Мне трудно читать без содрогания все эти сообщения о системах «все включено» в легальных борделях, когда женщины не могут отказаться от проститутора или его действий, а ведь это уже явное изнасилование. И чем это отличается от условий в нелегальном борделе, в котором я была? Как можно делать легальным явное насилие?

В Неваде в легальных борделях женщинам часто запрещали покидать бордель, и они жили в нем постоянно. Вся эта легализация предоставляет власть только владельцам, а не «работницам». В Новой Зеландии после декриминализации бордели работают точно так же, есть выжившие, которые об этом рассказывают. Декриминализация не предоставляет той защиты, о которой говорят ее сторонники.

Если бы я знала правду о том, что ждет меня в том борделе, я бы никогда в него не пришла.

Если бы я получила своевременную социальную и жилищную помощь, я бы там не оказалась.

И если бы мужчины не обожали покупать секс, тот бордель никогда бы не открылся.

Когда я начала рассказывать о времени, которое я провела в борделе, как мне платили за подчинение, которое я могу описать только как сексуальное насилие, мне было стыдно, когда меня спрашивали: «Тогда почему ты туда возвращалась?»

Меня изнасиловали в первую же неделю. Почему же я вернулась?

Конечно, я была бездомной и не могла себя прокормить, это очевидная причина.

Но главным фактором был тот самый стыд, который я чувствую каждый раз, когда мне задают этот вопрос. Стыд из-за того, что другие люди говорят про «проституток».

Например, что «однажды проститутка — всегда проститутка». Или «некоторые женщины созданы для этого». Или «нельзя изнасиловать проститутку».

Проще говоря, когда это произошло, я чувствовала, что больше я ни на что другое не гожусь. Что больше я никому не нужна.

Когда я рассказала о себе правду в своем окружении несколько лет спустя, меня начали травить и преследовать до такой степени, что мне пришлось сменить место жительства. Один мужчина, которого я считала другом, заявился ко мне домой и попытался изнасиловать. Когда я начала плакать, он предложил мне заплатить.

Потому что «однажды проститутка — всегда проститутка».

Хотелось бы мне сказать, что стыд и стигма исходят только от мужчин, но женщины тоже их пропагандируют, причем самые разные женщин. Самые болезненные обвинения и предрассудки исходят от сторонниц «секс-работы».

И от проституторов, и от «активисток за секс-работу» я часто слышу фразу о том, что «секс-работа не для слабых». Подразумевается, что если женщины страдали от насилия в секс-индустрии, то это только потому, что они «слабые». Это также подразумевает, что есть какая-то особая разновидность «сильных» женщин, которые могут вынести подобное насилие. Очень часто эта идея тесно связана с расовыми и классовыми стереотипами.

Еще такие «активистки» говорили мне, что женщинам в секс-индустрии нужно «научиться говорить нет», чтобы отказываться от некоторых видов «работы». Это не просто очевидный пример «обвинения жертвы», когда женщин винят за то, что их изнасиловали, это игнорирование того факта, многие женщины в секс-индустрии изначально не говорили «да».

Если называть проституцию выбором, а не принуждением, то нетрудно понять, как такая точка зрения приводит к тому, что женщин в проституции начинают обвинять в том, что они «сами пошли на риск». Точно так же, как в случае изнасилования женщин часто винят за их одежду или то, где они находились и с кем говорили.

Стигма в отношении женщин в проституции — это разновидность «обвинения жертвы». Если кто-то «жертва насилия», то это всего лишь констатация факта — кто-то совершил против нее насильственное преступление, это ничего не говорит о ней самой. Но вопреки логике слово «жертва» начинают считать оскорблением, указанием на изъяны в ее характере.

«Обвинение жертвы», особенно в отношении женщин, пострадавших от сексуального насилия или эксплуатации — это феномен, который широко распространен в нашем обществе, он охватывает все классы и сферы жизни.

Лоббисты проституции отрицают тот факт, что проституция — это насилие, и поэтому они часто прибегают к особенно токсичному обвинению жертвы. Ни в одной другой сфере общества на такое откровенное обвинение жертв не стали бы закрывать глаза.

Сторонники секс-индустрии целенаправленно стыдят тех, кто пережил секс-индустрию, и пытаются заставить их замолчать, если они начинают рассказывать о пережитых ужасах. Это обвинение жертв и газлайтинг в чистом виде.

Если вы пытаетесь стереть чужой опыт насилия ради собственной повестки, то неважно, какие намерения вами движут — вы встаете на сторону насильников. Любая женщина, пережившая насилие, может подтвердить, что, когда вам не верят и хотят, чтобы вы молчали, это может причинять такую же эмоциональную травму, как и само насилие.

Пережившим проституцию это тоже слишком хорошо известно.

Авторка: Тара

Источник: Nordic Model Now

Вы тоже когда-то пережили сексуальную эксплуатацию? Вы можете поделиться своим собственным опытом на этом сайте. Сделать это можно полностью анонимно через форму на странице.

Если вы считаете важными такие материалы, и у вас есть возможность, вы можете поддержать работу этого сайта с помощью доната или подписки на Boosty.