Статья немецкой феминистки Мануэлы Шон, впервые она была опубликована в 2014 году.

Ее заставили, или она сама это выбрала?

«Мы были сломлены. Мы были разорваны на части. Мы были от 20 до 5 000 долларов, и это ощущалось одинаково. Это всегда ощущается как 2 доллара. Разницы нет: высший класс, низший класс. Я занималась всем, и это всегда ощущается одинаково», — Николь Дэниелс.

«Я была в первоклассном эскорте, и мы говорили себе, что то, чем мы занимаемся, намного лучше, чем то, что делают проститутки на улицах и в грязных борделях. Но факт в том, что мы все занимались одним и тем же: фальшивым сексом за фальшивые деньги. Чистые простыни ничего не меняли», — Таня Рам.

В дебатах в отношении проституции женщин часто делят на две группы: тех, кого принудили к проституции, и тех, кто «выбрали» ее. Определения «принуждения» и «вовлечения» могут разниться, но логика одна и та же. Есть женщины, которых принудили к проституции с помощью насилия или экономического принуждения, и они заслуживают нашего сострадания. А есть те, которые «свободно» это выбрали, несмотря на наличие альтернатив – например, если они гражданки Германии, и у них есть доступ к социальной помощи и пособию по безработице, в отличие от бедных женщин из Румынии, которые не получали никакой государственной поддержки и жили в трущобах на родине. Или если у них есть диплом университета или какая-то «приличная» профессия. В глазах некоторых, такие женщины сами виноваты в своем положении и не заслуживают сочувствия.

«В реальности история покажет правоту именно радикальных феминисток, и это единственные феминистки, которые понимают картину в целом и причины существования проституции. Я уважаю социалистических феминисток, но они не видят картину в целом. Проституция – это не последствие экономического неравенства женщин. Бедность – это фактор, который способствует проституции. Но это не причина. Факторы, которые способствуют, этому – это не причины. Это просто факторы, которые этому способствуют. Проституция существует по одной-единственной причине – мужской спрос. Никакая бедность не смогла бы создать проституцию, не будь мужского спроса», — Рэйчел Моран, пережившая проституцию.

Во время дебатов по этой теме мы часто игнорируем тот факт, что даже белые женщины, которые учатся в университете, могут оказаться в нищете. Они тоже могут вырасти в дисфункциональной семье, они тоже подвергаются сексуальному, физическому или эмоциональному насилию, и они могут воспроизводить свою психологическую травму в проституции. Как говорит Рэйчел Моран – если смотреть на проституцию только с экономической точки зрения, можно упустить критически важные причины.

«Андреа Дворкин однажды сказала, что инцест – это учебный лагерь для проституции. Я на себе прочувствовала, что это правда. … Мой первый опыт в проституции ничем не отличался от изнасилования моим отчимом», — Жаклин Линн.

«Травматические ситуации могут вызывать зависимость, потому что они вызывают резкий выброс адреналина – от этого может развиться зависимость. Кроме того, ситуация насилия в каком-то смысле знакома людям, которые испытывают так много насилия в проституции. Еще в раннем детстве я узнала: там, где мне страшно, где мне больно, где меня унижают – мой дом. Поэтому даже сейчас у меня возникают сложности в опасных ситуациях – мне трудно решиться избегать опасности и уйти. Эти ситуации дерьмовые, но знакомые, они мне понятны. А вот ситуации, когда ко мне хорошо относятся, не кричат на меня, не бьют, не используют – от них мне становится жутко. Я тут же чувствую себя хуже других. Моя душа сигнализирует: «Здесь что-то не так. Это что-то чуждое». Проституция – это как причинение себе вреда. Нет, это И ЕСТЬ причинение себе вреда», — Гушке Мау.

Согласно социологу Пьеру Бурдье, тело служит напоминанием для любого социального порядка: «То, чему научилось тело, это не то знание, которым человек владеет и может оценивать, это становится в буквальном смысле самим человеком». Из этого следует, что структуры социального неравенства или половые иерархии не обязательно поддерживаются с помощью прямого насилия и физического принуждения, но они становятся неотъемлемой частью самих людей на индивидуальном и коллективном уровне.

«Каждый раз, когда мужчина заходил в бордель и платил мне за свое удовлетворение, я чувствовала, что я чего-то стою. Не из-за него, не из-за того, что он делал, а из-за денег. Долгое время меня соблазняли деньги. Это чувство, что я чего-то стою», — Таня Рам.

«Деньги становятся зависимостью, и нормальная работа вроде уборщицы, медсестры или даже на ресепшене борделя кажется невозможной для той, кто пытается выйти из индустрии – она не в состоянии адаптироваться к низкому доходу. Кроме того, у некоторых женщин развивается зависимость от внимания. У меня она точно была. Мне нравилось, что меня выбирают вместо других, когда я была молода или после пластики», — Линда.

«Я вышла из комнаты с деньгами в руке. Я думала, что это «легкие» деньги. Я чувствовала себя свободной, ничем не связанной. Это было ощущение псевдосексуального освобождения. По крайней мере, мне не приходилось притворяться, что я влюблена. Я не была в ловушке отношений с насилием, точнее, тогда мне так казалось», — Жаклин Линн.

Людям, которые не испытывали насилия, это может показаться странным, но это часто возникающий мотив для женщин, переживших насилие – чувство освобождения в проституции, установка, что «раз мужчины в любом случае будут делать со мной все, что хотят, я обрету хоть какой-то контроль, если хотя бы заставлю их платить за это».

Это правда, что большинство женщин, попадающих в проституцию, выросли в нищете, а не в богатых семьях. Однако не каждая бедная женщина в одинаковой степени рискует попасть в проституцию. Исследования показывают, что даже женщины из трущоб стран Восточной Европы, которых продают в проституцию в богатых странах, с большей вероятностью выросли в дисфункциональных семьях, в которых практиковалось насилие.

На сегодняшний день рынок проституции в Германии насыщен бедными женщинами из других стран. Но так было не всегда. В 1990-х годах большинство проституированных женщин были уроженками Германии. Однако иностранок, которые сталкиваются с угнетением из-за расы и класса, гораздо проще шантажировать и запугивать, а потому за последние годы национальный состав борделей значительно расширился – чему способствовал и расизм в порнографии, который влиял на сексуальные требования проституторов. Поскольку у женщин из Германии больше возможностей прожить без проституции (хотя пособие по безработице не обязательно это гарантирует), они больше не составляют большинство в проституции.

Проституция как способ воспроизвести раннюю психологическую травму

Если мы начнем признавать проституцию в качестве разновидности причинения себе вреда («селф-харма») и воспроизведения травмы, которую пережили проституированные женщины, мы также должны задаться вопросом, свободны ли женщины среднего класса из Германии от насилия в других сферах общества (в отношениях «без обязательств» на сайтах знакомств, при бесплатном участии в BDSM, когда они ищут одобрения в реалити-шоу или в социальных сетях и так далее).

«Трудно ценить саму себя, если тебя продавали за пачку сигарет», — Джейд.

«В то время я не понимала, какой вред причиняют мне мужчины, что они делают с моей сексуальностью, способностью доверять, самооценкой и, в конечном итоге, моей душой. … Тяжелые последствия проституирования и сексуального насилия означали, что я больше не могла доверять людям и потеряла способность на любую здоровую форму близости», — Кэт.

Чувства «эмпауэрмента» или «самоопределения» — не больше чем иллюзия. Но это иллюзия, которую нужно сохранять любой ценой, иначе психологическое выживание в реальности проституции просто невозможно.

«В проституции насилие становится частью тебя самой. Ты слышишь одни и те же отвратительные фразы снова и снова, когда тебя называют шлюхой, потаскухой, тупой и отвратительной. Но ты все равно защищаешь свой «свободный выбор», говоришь, что проституция – это просто обычная работа, потому что осознание правды слишком разрушительно. Ты диссоциируешь себя от мужчин и того, что они делают, потому что никакая психика не сможет присутствовать во время актов насилия в проституции», — Таня Рам.

В долгосрочной перспективе ее самооценка полностью уничтожается, а ее восприятие себя постепенно становится отражением того, как ее видят проституторы.

«Слово «проститутка» не является «идентичностью»: это отсутствие идентичности, это кража, а в дальнейшем и уничтожение личности», — Эвелина Гиобб, пережившая проституцию.

Действия проституторов превращают проституированных людей в «не людей». Личность проституированной женщины теряет значение, ее объективируют и превращают в реквизит для мастурбации, в который (и на который) они кончают. При этом не важно, платят ли они пачку сигарет или 5 000 евро за ночь. И не имеет значения, находится ли она на улице или в «элитном» эскорте. Сама суть этого процесса неизменна.

«У каждой девочки есть рабочее имя. … Поначалу мне казалось, что это псевдонимы для защиты конфиденциальности, но на самом деле это их альтер-эго. Эти имена как сценические псевдонимы, которые помогают им войти в роль и сбежать от самих себя», — Жаклин Гвинн.

«В комнатах ты притворяешься, что тебе нравится секс. … Чтобы клиенты возвращались, каждой девочке нужно не просто заниматься сексом, но и притворяться, что ей все это нравится. … Я знала, что я должна притворяться, поскольку с мужчинами я чувствовала себя оцепеневшей и сексуально мертвой. … Я научилась заниматься сексом, когда смотрела порнографию. … Я знала, что женщины в порно притворяются, потому что пенетрация всегда была для меня болезненной», — Линда.

«Я считаю, что наши взгляды легитимны, поскольку у нас больше нет эмоциональной потребности защищать эту индустрию. Когда я еще была в этом бизнесе, я испытывала огромный когнитивный диссонанс», — Рай Стори.

Проституированные женщины должны притворяться, чтобы защитить себя. Проституторы ожидают, что она заставит их почувствовать, что ей это нравится. Женский оргазм – это важная составляющая ощущения мужской власти. Как говорит Бурдье: «Мужское удовольствие отчасти – это власть приносить удовольствие». Кроме того, можно считать, что проституторы нуждаются в этом, чтобы успокоить совесть в отношении своих действий, чтобы внушить самим себе, что женщина желает сексуальных действий так же, как и они – что они не совершают изнасилование. Как показывают исследования: проституторы прекрасно знают, что они на самом деле делают с проституированными женщинами, когда они покупают к ним доступ.

«Проституция – это мужчина, использующий тела женщин для секса. Он платит деньги, он делает то, что хочет. Стоит вам на минуту отвлечься от того, что это такое на самом деле, вы уходите от проституции в мир идей. И вы почувствуете себя лучше, вы лучше проведете время, вам будет интереснее и веселее, у вас будет много тем для обсуждения, но вы будете обсуждать идеи, вы не будете обсуждать проституцию. Проституция – это не идея. Это мужчина, который использует тело женщины для секса. Он платит деньги, он делает то, что хочет… Это рот, вагина, кишечник, в которые проникает пенис, иногда это руки, иногда это предметы, это делает один мужчина, потом другой, потом другой, потом другой. Вот что это такое», — Андреа Дворкин.

Перенос внимания на проститутора

В дебатах о степени «выбора» или «самоопределения» проституированных женщин всегда игнорируется то, что природа проституции с точки зрения проститутора не меняется. Независимо от степени настоящего согласия или видимости согласия проституированных людей, в 99,9% случаев это покупка половых актов, которых бы не было без материальной (или иной) компенсации. Поэтому проституция – это всегда половые акты, которых не хотят, и поэтому ее нужно классифицировать как сексуальное насилие. Покупка половых актов полностью сводится к желанию того, кто покупает, и проституированные люди всего лишь подчиняются этому желанию (даже если это «доминатрикс»).

Почему мы вообще соглашаемся на эти дебаты про выбор или принуждение, и в какой степени они применимы к проституированной женщине? Почему бы вместо этого нам не указать на тот факт, что 100% проституторов совершенно свободно и без принуждения совершают выбор покупать сексуальный доступ к другим людям?

«Когда мы говорим о проституции, то в основном в центре внимания оказываются девочки и женщины, и они должны оправдываться, объясняя, как именно они попали в проституцию. Мужчин никто не просит объяснять, почему они причиняют вред девочкам, и почему они используют тела женщин и девочек с проституции. … Сейчас я понимаю, что мне не нужно оправдываться за то, как со мной обращались мужчины. Они охотились на меня, они сексуально домогались меня, это не моя ответственность, и я не должна объяснять, почему они проституировали и причиняли сексуальный вред девочке. Это никогда не вина девочки, и это не какие-то обстоятельства, которые привели девочку к проституированию. … Мы никогда не должны осуждать или стыдить женщину в секс-индустрии независимо от ее анализа индустрии и ее последствий», — Кэт.

Вместо этого мы ставим проституированных женщин в положение, когда мы ждем от них объяснений, почему они были проституированы. Мы ожидаем, что проституированная женщина расскажет нам всю историю своей жизни, чтобы мы смогли оценить, заслужила ли она наше сострадание и солидарность. Чтобы мы смогли судить о том, был ли у нее другой выбор.

Кому выгодно, чтобы мы стыдили женщин (которым с детства внушали, что нужно подчиняться сексуальным притязаниям мужчин) и говорили: «Я слишком уважаю себя, и я бы ни за что не занялась проституцией»? Что мы сообщаем женщине, когда утверждаем, что она должна была героически голодать, но не предоставлять мужчинам сексуальный доступ к своему телу из отчаяния? Разве не очевидно, что женщины, которые сталкиваются с подобным осуждением и предрассудками постараются защитить свою самооценку? Что они будут занимать оборонительную позицию, попытаются создать имидж «сильной независимой проститутки», которая «хотя бы не раздвигает ноги забесплатно»?

Женщины в проституции не теряют достоинства, их лишают его мужчины, которые покупают женщин и не воспринимают их как полноценных людей, которые равны им по ценности.

Диссоциация и ПТСР

«Я говорила сама себе много лжи, чтобы не позволить своему мозгу расколоться на миллион осколков и не сойти с ума от постоянного насилия, которое происходит снова, снова и снова, и от всего остального, что связано с проституцией», — Отам Буррис.

«На психическом уровне твоя личность разрушена, у тебя другое имя, ты становишься в проституции кем-то другой. Ты переходишь от тебя настоящей к тебе фальшивой. Я диссоциировала себя от реальности. У меня было ПТСР, и я ходила по жизни словно во сне», — Джейд.

«Первое, что мы, люди, делаем в невыносимой ситуации, из которой невозможно сбежать – мы стираем нашу субъективную реальность. Мы избегаем и уклоняемся от того, чтобы принять природу самой этой ситуации. … С появлением этой новой идеологии «секс-работы» женщинам предоставили новый набор инструментов, чтобы обманывать себя и других», — Рэйчел Моран.

Когда вам некуда бежать, то единственная стратегия – это преуменьшать то, что с вами происходит. Как уже упоминалось ранее, такой вынужденный позитивный взгляд на проституцию сам по себе не приводит ни к какой материальной и ощутимой независимости, это лишь дальнейшее уничтожение личности.

«Я чувствую, как будто от «меня» осталось совсем мало, потому что я провела такую огромную часть жизни притворяясь кем-то еще. Годы спустя я все еще чувствую, как будто я в эскорте, просто у меня давно не было клиентов. … Настоящий мир не кажется мне реальным. Я чувствую, что я в любой момент распадусь на части, и я вернусь в бордель, где мужчины выстроятся в очередь, чтобы наносить мне новые шрамы», — Кендра Чейз.

«Проблема с диссоциацией в том, что как только ты покинешь мир сексуальной эксплуатации, ты не можешь просто вернуться к нормальной жизни. Диссоциация становится частью того, как ты функционируешь в повседневной жизни», — Отам Буррис.

Это приводит к сильной психологической связи с системой проституции, которая сохраняется даже после того, как женщине удается разглядеть свои защитные механизмы (обычно при помощи психотерапии) и переосмыслить свой опыт в проституции.

«В секс-индустрии я чувствовала себя своей, я была одной из сестер вне общественных рамок. У всех них истории прошлого были похожи на мою. Я больше не была странной и не такой как все. … Чем дольше я оставалась, тем больше росла моя социальная изоляция. Обычный мир становился все более пугающим: местом, где меня могут раскрыть и осудить. … Внутри я плакала и мечтала уйти из проституции, но, как и женщины, которых бьют партнеры, которые чувствуют себя слишком потерянными и сломленными, я снова и снова возвращалась. Я возвращалась, потому что не могла выносить одиночество. Мне были ближе клиенты и женщины, чьих настоящих имен я обычно не знала, чем любые люди во внешнем мире. Уход означал полную потерю этой связи. Возвращение было как возращение в дом, о котором я всегда мечтала, и которого у меня никогда не было с моей семьей. Но проходили дни или даже часы, и я начинала планировать новый побег», — Кристи.

«Мне достаточно пройти неподалеку от центральной станции Франкфурта, где рядами стоят бордели, и у меня возникает странное чувство, что я не там, где должна быть. Когда я смотрю на «дома шлюх» с рядами и рядами окон, я чувствую непреодолимую тягу вернуться. По крайней мере, там я знаю, как себя вести, я знаю процедуру, программу, что мне нужно говорить, но быть простой прохожей в районе красных фонарей… Странно. Это как вернуться к своему бывшему, который тебя бьет. Как вернуться домой, где все такое знакомое, и одновременно такое неправильное», — Гушке Мау.

Проблемы с выходом из проституции

Проституция дает проституированным женщинам возможность почувствовать, что они «среди своих». Женщины встречают других женщин с похожими историями жизни как до проституции, так и в ней. Свою роль играет и деление на Мадонну и шлюху в обществе в целом. И как ни странно это может прозвучать, проституторы-насильники иногда становятся единственным общением в жизни женщины.

«Моя семья услышала, что я работала в борделе, и у меня появилась репутация «шлюхи», хотя я и училась в университете. Этот первый опыт запятнал меня в глазах окружающих», — Линда.

«Когда я плачу сегодня, это результат исцеления, результат преодоления, это плач жертвы, это плач выжившей. Я думаю: «Неужели? Я? Я вышла? Я здесь? И я поддерживаю 150 людей, которые тоже вышли?» Я никогда не думала, что я здесь окажусь», — Николь Дэниелс.

Выход из проституции очень труден не только из-за потери своего социального круга, но и потому, что вышедшие женщины все еще живут с риском, что об их прошлом станет известно, и их заклеймят «шлюхами». Бывшие проституторы, которых общество совершенно не осуждает, публично хвастаются, что «вон с той у меня было». Также после выхода в любой момент могут всплыть видеозаписи с проституированной женщиной.

Недостаточно помочь ей только материально, предоставить крышу над головой или помочь найти работу. Успешный выход из проституции – это сложный психологический процесс, когда ты обрезаешь пуповину с жизнью в секс-индустрии.

«Искаженное восприятие себя и экстремально низкая самооценка изолирует проституированных в окружении, не связанном с проституцией. После многих лет проведенных в такой обстановке, большинство женщин просто не знают другой жизни. Это как параллельный мир. Иногда тебе кажется, что это «настоящий мир». Потому что ты не можешь доверять другим людям, в первую очередь, ты не можешь доверять мужчинам. Ты знаешь, и ты лично испытала то, что они могут сделать с твоим телом, и ты прекрасно знаешь, что скрывают буржуазные фасады «внешнего мира». Проституторы обитают не только в «подпольном мире», они живут во «внешнем», «нормальном мире». Только в этом мире тебя как (бывшую) проститутку будут стыдить не только они, но и все остальные, в то время как проституторы ничего не стыдятся и не несут ответственности. Так что ты можешь с тем же успехом остаться в проституции: по крайней мере, этот мир кажется честнее, насилие в обмен на деньги, все знают, чем ты занимаешься, здесь все этим занимаются, правила и механизмы хорошо известны», — Гушке Мау.

Средний возраст вовлечения в проституцию – 14 лет. Когда девочка попадает в секс-индустрию и взрослеет внутри ее, у нее мало шансов сориентироваться во внешнем мире. То же самое относится к женщинам, которые провели почти всю свою взрослую жизнь внутри проституции. Это значит, что женщина, которая выходит из проституции после многих лет, не только должна найти новый стабильный источник доходов, но и адаптироваться к повседневной жизни вне секс-индустрии. И с большой вероятностью ей придется выстраивать свое социальное окружение с нуля.

«Когда мы выходим из проституции, это просто начало длительной борьбы за возвращение своей личности, своего достоинства, своего самоуважения, борьбы за жизнь, которая может быть безопасной. Это рождение заново, и как новорожденные мы не знаем и не понимаем правила «настоящего» мира. Я помню, как я не понимала, как делать покупки в магазинах – проституторы покупали почти все, чем я пользовалась. Я не понимала, как оплачивать коммунальные счета, как найти безопасное место, как искать работу. Я понятия не имела, как быть взрослой, и я до сих пор живу с травмированной девочкой внутри меня. Я тонула, но я не получила никакой помощи, никакой поддержки – мне приходилось бороться за каждый сантиметр на пути к подобию настоящей жизни», — Ребекка Мотт.

«Для того, чтобы вынести проституцию, вы должны отделить ваше сознание от тела, диссоциировать. Проблема в том, что потом вы не можете просто вернуться обратно. Тело остается без контакта с вашей душой, вашей психикой. Вы просто больше ничего не чувствуете. Мне понадобилось несколько лет, чтобы понять, что то, что я иногда ощущаю – это голод. И это значит, что ты должна что-нибудь съесть. Или что другое ощущение означает, что мне холодно. И это значит, что нужно надеть что-нибудь потеплее. Это очень утомительно учиться и заново понимать потребности собственного тела, чувствовать их, и еще утомительнее практиковать «заботу о себе». Не относиться к себе самой как к дерьму. Спать, если ты устала – потому что больше ты не сидишь в круглосуточном борделе, где тебе нужно принять следующего проститутора. Не терпеть больше холод, потому что ты больше не в уличной проституции в минусовую температуру. Просто менять ситуацию, в которой ты чувствуешь боль, а не бороться с этой болью с помощью диссоциации, наркотиков и алкоголя. Но травма так просто тебя не отпускает. Ты привыкаешь к ней. Это называется «травматическая привязанность», и это из-за нее женщины, которых избивают мужья, возвращаются обратно», — Гушке Мау.

«Каждый день меня поражают и восхищают вышедшие из проституции женщины, которые проделали этот путь без специальной психотерапии, без помощи с жильем, без уверенности, что они смогут сохранить опеку над детьми, без гарантий трудоустройства, и с кучей физических и психологических проблем, которые стали для них нормой. Вышедшие из проституции женщины – это самые смелые люди, которых я знаю, потому что мир не дал им ничего, но у них все равно есть чувство собственного достоинства и самоуважение, которые побуждают их информировать других ради настоящей свободы и перемен для всех проституированных», — Ребекка Мотт.

Выход из системы проституции – это длительный процесс, успех в котором вовсе не гарантирован, и он заслуживает наибольшего уважения. Когда такие организации как «Талита» в Швеции могут предложить годовую программу по выходу из проституции и реабилитации – это повод для радости. Однако в большинстве стран подобных программ поддержки не существует.

С учетом этого нас не должно удивлять, что многие женщины так и не находят пути из проституции. Или же они предпринимают неоднократные попытки и терпят множество неудач на пути к выходу. И это то, что нужно учитывать, когда мы говорим о женщинах, переходящих на другую сторону – тех, кто становится сутенершами.

Стать «мамкой»

Женщины, которых продают заграницу, где они попадают в долговую кабалу, иногда могут освободиться, начав вовлечение «следующего поколения» из родной страны. Некоторых действительно освобождают от их долгов, но другие вынуждены продолжать проституирование.

«Я построила собственный бордель. Я считала это способом избежать чужого контроля и руководства других мадам. Я хотела создать безопасное и счастливое место, где женщины могут заниматься своим бизнесом. Я пыталась убедить себя, что мой бордель будет совсем другим. Я быстро поняла, что никакой разницы нет», — Кендра Чейз.

«Я оставалась в секс-индустрии еще пять лет. В течение этого времени я сама стала сутенершей. Это было естественно, так как я давно была в этом деле, знала все секреты ремесла по обе стороны стола. Я могла убедить молодых женщин начать карьеру в качестве проституток. … Я ненавижу себя за это. Прошло совсем немного времени, и я снова начала работать, соблазн денег на наркотики был слишком велик», — Джейд.

Область проституции – это автономия со своими правилами и законами. Это параллельное общество, в котором власть принадлежит не обычным общественным институтам. Исследования определенно показывают, что основные деньги получают не проституированные женщины, большинство из которых зависят от той или иной социальной помощи даже в период активного проституирования.

Женщины, которые (частично или полностью) переходят на другую сторону и становятся сутенершами, начинают зарабатывать деньги на проституции других, и это позволяет им ограничить или прекратить проституирование себя. Тем не менее, в иерархии индустрии их статус не становится намного выше. Они составляют самую низшую касту сутенеров – и они даже близко не зарабатывают столько же, как и «большие игроки».

Преимущества того, чтобы стать сутенершей (по сравнению с выходом), включают тот факт, что идентичность женщины, неразрывно связанная с этой индустрией, не оказывается под угрозой. Ей не нужно отказываться от идеи о том, что проституция – это «просто обычная работа», она остается в знакомом окружении, ей не нужно учиться навигации в совершенно другом социальном порядке.

Жаклин Гвинн пришла из внешнего мира, когда она начала работать на ресепшене в легальном борделе, поскольку нормализация проституции в обществе заставила ее считать, что участие в индустрии «секс-работы» нормально. Только со временем она осознала, что по факту она стала сутенершей. Ей пришлось анализировать, что произошло, чтобы понять собственную роль в секс-индустрии.

Важность уважения проституированных женщин, которые с нами не согласны

«Она стояла на стуле, возвышалась над аудиторией, которая хотела слушать меня. Она улюлюкала, перебивала и кричала. Я не испытывала злости или хотя бы раздражения. Как ни странно, я идентифицировала себя с ней. Я думала, что ей страшно. Я видела это, потому что я чувствовала такую же защитную реакцию. “Не отбирайте мои заработки. У меня больше ничего нет. Мне больше некуда податься”», — Сабрина Валиске.

Женщины, которые находятся в проституции на данный момент, могут очень бурно реагировать на женщин, которые говорят правду о проституции, потому что это может угрожать их болезненно приобретенным защитным механизмам и идентичности. Именно поэтому важно всегда помнить: проституированные женщины ничего нам не должны. Они могут называть себя как им угодно, и они могут интерпретировать свой жизненный опыт как хотят. Они не обязаны принимать наш анализ проституции, и они заслуживают нашего уважения независимо от того, в какой степени они разделяют наши политические взгляды. Если люди вне индустрии будут говорить проституированной женщине, что она не понимает всей тяжести своего положения, что она преуменьшает риски индустрии, то это никак не поможет ей – напротив, для нее это осуждение, причем в оскорбительно-снисходительной форме.

Все проституированные женщины имеют право участвовать в публичных дебатах о проституции, и их голоса важны, даже если мы не согласны с ними – опять же, независимо от того, проституируется ли она на улице или в студии доминатрикс. Мы можем многое узнать о реалиях и системе проституции даже от тех, кто не разделяет наши политические взгляды.

«За каждый законодательный шаг, которого добилась я и множество других женщин по всему миру, нам пришлось заплатить, став жертвами организованных кампаний насилия и запугивания. Противники законов, за которые я борюсь, публиковали мой домашний адрес, банковские реквизиты, личный адрес почты. Теперь угрозы сыплются прямо на мой электронный адрес, а также в мой блог, меня нередко отмечали в твитах с моим домашним адресом в стиле «мы знаем, где тебя найти». … Люди, которые активно практикуют такое поведение, называют себя активистами движения за права «секс-работников». И большинство из них – это мужчины и женщины, которые никогда сами не были в проституции», — Рейчел Моран.

Однако это уважение не распространяется на людей, которые стыдят и преследуют проституированных женщин за то, что они называют проституцию эксплуатацией. На тех, кто угрожает женщинам или намекает, что то, что делали с ними мужчины – это их собственная вина. Такие люди заслуживают самой жесткой критики и отпора – даже если они сами проституированы сейчас или в прошлом.

И женщина, которая перешла в положение «мамки» (по собственной воле), разумеется, должна иметь дело с уголовными последствиями как третья сторона, которая наживается на проституции. Однако ее нельзя ставить на один уровень с сутенерами-мужчинами, которые никогда не проституировались сами.

Проституция поддерживает статус гражданок второго сорта для всех женщин

Социальная функция проституции – сохранять статус женщин как гражданок второго сорта в иерархии полов. Ни одна женщина не получает от проституции социальную выгоду, даже если она получает от нее экономический доход.

«Проституция не стоит отдельно от общества, напротив, общество поощряет и требует ее, чтобы цементировать традиционные роли женщин и мужчин снова и снова», — Гушке Мау.

Проституция – это проблема не только по причине эксплуатации маргинализированных женщин, которые оказались в уязвимом положении из-за пола, расы и класса. Она также является проблемой, потому что она оказывает негативное влияние на ВСЕХ женщин, даже если они сами не проституировались. И не только на индивидуальном уровне (инфицирование половыми инфекциями, требование сексуальных «услуг» и так далее), но и на социальном уровне. В 1981 году Кэйт Миллер обозначила проституцию как «пример социального положения женщин в самом фундаментальном смысле».

Социальные ритуалы выполняют функцию разделения женщин и мужчин на отдельные категории. С помощью этих ритуалов мужчины сражаются в символических сражениях, которые выполняют функцию «дефеминизации» или процесса посвящения в мужчины. Мужчины занимают пространства, зарезервированные для мужчин, они доказывают свою мужественность друг другу и заверяют друг друга, что они действительно принадлежат к классу «настоящих мужчин». Женское тело – это вещь, которая циркулирует среди мужчин и повышает их символический капитал («мужественность»). Таким образом, проституция – это коллективная, а не только индивидуальная практика, которая поддерживает господство и привилегии мужчин (как проституторов, так и не проституторов).

Социолог Михаэль Мойзер обобщил это следующими словами: «Гомосоциальность описывает резервацию определенных пространств как сфер только для мужчин, тем самым она создает пространства, из которых исключены женщины. Гомосоциальные общества мужчин – это места, которые существуют для мужчин и уверяют их в нормальности и уместности их социальной динамики. … В эпоху, когда господство мужчин все чаще ставится под сомнение, эти пространства приобретают еще большее значение, чем раньше, для сохранения мужской гегемонии».

«Сначала она должна доказать, что у нее правильные взгляды – лишь тогда ей позволят говорить на страницах журналов, на телевидении, в политических группах», — Андреа Дворкин.

Когда мы спрашиваем себя, почему СМИ в первую очередь предоставляют возможность высказаться тем проституированным женщинам, которые выступают за сохранение проституции, то простой ответ сводится к тому, что они оберегают статус-кво. Им выгодно, чтобы эти женщины несли ответственность за существование проституции, ведь это снимает вину с тех, кто обладает настоящей социальной властью и культурным влиянием, и перекладывает ее на тех, кого едва воспринимают серьезно, превращая их в марионетки власть имущих.

Разумеется, проституция не влияет на всех женщин в равной степени, потому что, естественно, очень важно, подвергают ли мужчины сексуальной эксплуатации тело женщины или нет.

Тем не менее, важно отметить, что существование проституции причиняет вред всем женщинам, поскольку все женщины подвергаются ее (первичному или вторичному) влиянию. С помощью проституции мужчины получают коллективный неограниченный доступ к женскому телу. И мы должны понять, что проституированная женщина – это не какой-то «другой сорт женщин», но ЛЮБАЯ из нас может оказаться на ее месте.

Вместо снисходительного отношения к проституированным женщинам, вместо ожиданий, что они будут вдаваться в объяснения, почему они оказались в этом положении, вместо осуждения мы должны сосредоточиться на причине существования проституции. На проституторах и всех мужчинах, которые не выступают против проституторов открыто, потому что они тоже получают выгоды от системы проституции – в отличие от женщин.

Источник: Nordic Model Now