В этой статье я описываю диссоциацию в проституции с точки зрения моего личного опыта, а также с общей точки зрения, потому что мне кажется, что очень важно больше говорить о том, что происходит с людьми, которые постоянно подвергаются сексуальному насилию в проституции.

После того как я вышла из проституции в 2014 году, меня все еще преследовала диссоциация и нормальная жизнь была для меня невозможна. Говоря о своем опыте диссоциации, я хочу привлечь больше внимания к травме и диссоциации, сделать их видимыми. Люди часто не понимают или не верят тому, что они не видят. А диссоциация – это то, что вы не можете увидеть ни во время самой травматической ситуации, ни когда диссоциация возникает как последствие травмы.

То, что диссоциацию обычно не понимают, на практике означает, что насилие в проституции не воспринимается как насилие, потому что женщина не кричит и не плачет. Однако все больше и больше людей начинают осознавать, что самые худшие формы насилия могут, при помощи диссоциации, совершаться в полной тишине и оставаться невидимыми для окружающих.

Многие женщины, которых я встречала в проституции, как и я сама, не знали, какую роль диссоциация играет в нашей жизни, и что она делает с нами – как она стирает нашу личность и нас самих. Диссоциация была невидима и для нас тоже. Так что, с одной стороны, диссоциация – это важный «инструмент», позволяющий пережить ежедневное насилие. С другой стороны, она чрезвычайно вредна, потому что она незаметно отделяет нас от нас самих.

 

Что такое диссоциация?

 

Прежде, чем я продолжу, позвольте мне поговорить об одном очень важном аспекте. Я из Германии, где проституция легальна и либеральна, ее считают такой же работой, как и любая другая. Такой взгляд на проституцию поддерживает вовлечение в проституцию/торговлю людьми и, тем самым, поддерживает диссоциацию.

В Германии государство (правительство) говорит, что это работа, сексуальная услуга. Затем общество (люди, СМИ) говорит, что проституция – это работа, сексуальная услуга. Далее идут сутенеры, торговцы людьми и покупатели секса, которые говорят, что проституция – это работа, сексуальная услуга, потому что они получают выгоду от эксплуатации женщин в проституции. Наконец, проституированная женщина смотрит в зеркало, смотрит на все заинтересованные стороны, и то, что все они говорят о проституции, влияет на нее. Особенно на нее влияет то, что говорит государство, и как государство действует в отношении проституции, потому что государство в целом является ролевой моделью, и оно задает общий курс, особенно для молодых людей. Так что многие женщины смотрят в зеркало, и вот что они видят: «Я должна терпеть проституцию», «Проституция не может меня уничтожить» и «Проституция – это просто работа, сексуальная услуга».

Но реальность совершенно иная. В реальности проституция невыносима, женщина не в порядке, а проституция уничтожает ее.

Постоянное насилие ослабляет тело и душу. А когда ты страдаешь от насилия, которое официально не признается насилием, как это происходит в Германии, это еще больше ослабляет тело и душу, потому что ты ожидаешь, что ты сможешь вынести то, что вынести невозможно. И вот где начинает работать диссоциация.

Вот почему государства, которые нормализуют сексуальное насилие, называя проституцию нормальной работой, несут ответственность за разрушение настоящей личности проституированных женщин. Они несут ответственность за гибель бесчисленного количества душ – в основном душ женщин и девочек.

Например, я «обслуживала» до 20 мужчин в день в борделе на квартире в Германии – каждый день, семь дней в неделю, в течение четырех недель. Кто-то спросит, как это вообще возможно не только психологически, но и физически. Но это называется работой в Германии, и, если государство и общество говорят молодым женщинам и девочкам, что это работа, и не называют это насилием, многие из них очень быстро попадают в проституцию.

Как правило, их вовлекает в проституцию третье лицо – сутенер/торговец людьми, часто так называемый «любовник», потому что их никто не предупреждает о вреде и насилии. Торговцы людьми очень вольготно чувствуют себя в Германии. Все больше распространяется «метод любовника». (Это популярный способ вовлечения и продажи женщин в проституцию. Мужчина становится «любовником» — притворяется, что заботится о жертве, обычно заверяет, что он ее любит, а потом так или иначе манипулирует ей, чтобы завлечь в проституцию).

Большинство из тех, кто попадает в проституцию, получают огромную психологическую травму после первого же покупателя секса. Потому что какие бы деньги они ни получили, а это секс, которого они не хотели. И уже нет пути назад, чтобы «отменить» этот опыт. Это не работа на кассе в супермаркете, где можно сменить работу и забыть про старое рабочее место. Проституция оказывает огромное влияние на большинство женщин, они переживают ее как изнасилование, потому что это и есть изнасилование. Так что они начинают диссоциировать, «отключаться» от себя и своего тела, и у них развивается посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), и часто они уже не могут вырваться из постоянного цикла насилия. Прийти в проституцию очень просто, а вот выбраться из нее уже крайне трудно.

В системах легальной проституции насилие не называется таковым государством, часто его не считает таковым общество, и, кроме того, защитный механизм диссоциации скрывает его от самой женщины. Плюс она начинает использовать алкоголь и наркотики, чтобы отключиться от него. И как ей вырваться из системы насилия, которое сделали невидимым?

Когда ты попадаешь в проституцию, ты испытываешь постоянное сексуальное насилие, унижения, надругательство над твоим человеческим достоинством. В результате, начинает работать диссоциация и другие защитные механизмы психики, хотя женщины часто сами их не осознают.

Только после моего выхода из проституции я начала замечать у себя симптомы травмы, хотя я еще не знала, что это симптомы травмы. У меня каждый день были проблемы с дыханием, я постоянно страдала от головокружений, у меня были нарушения сердечного ритма и ежедневные панические атаки. У меня были серьезные проблемы с речью – я не могла понять, что мне говорят, мне было сложно выразить словами собственные мысли. Я не могла ни на чем сосредоточиться Я полностью забывала разговоры с другими людьми. Я чувствовала, что я не присутствую в собственной жизни, все мои чувства словно онемели, как будто я постоянно находилась в состоянии транса.

Другими словами: у меня были огромные проблемы с диссоциацией. И эта диссоциация не прекратилась после моего выхода из проституции. Она стала автоматической. Пока я находилась в проституции, я не осознавала, что диссоциация является проблемой – способность отключаться от происходящего вокруг помогала мне выжить.

Это объясняет почему, например, я забывала разговоры с покупателями секса, забывала их лица. Я считала, что это нормально. Если тебе что-то не интересно, то ты не слушаешь, а потом забываешь, что сказал этот человек. Но это становится проблемой, если ты проводишь с покупателями секса по 12 часов в день, и у тебя все болит, и это значит, что ты просто никогда не присутствуешь «здесь и сейчас». Мысленно ты постоянно уходишь далеко-далеко… и это длится годами.

Твой мозг приучается постоянно использовать механизм «меня здесь больше нет». Это стратегия выживания. К сожалению, этот механизм не исчезает, когда насилие прекращается. Он становится автоматическим.

После моего выхода из проституции я ухаживала за лошадьми в горах. Впервые в жизни я заметила свою диссоциацию и насколько это жуткое состояние. Но тогда я еще ничего не знала про диссоциацию, и что так называется моя проблема. Я еще не видела этой связи.

В определенный момент я заметила, что я не могу следить за ходом даже самой короткой беседы. Чем больше я хотела жить нормальной жизнью здесь и сейчас (потому что я больше не испытывала боли, больше не боялась), тем больше я понимала, что просто не могу находиться в настоящем моменте, что я постоянно выключена, как это было в моменты насилия.

Если со мной говорили хотя бы пять минут, то я тут же отправлялась куда-то еще, я больше не присутствовала в этом разговоре. В результате, я понятия не имела, что мне сказали, хотя со стороны казалось, что я нормально поддерживаю беседу. Поверьте, это очень страшно, потому что ты осознаешь, что с тобой что-то не в порядке, но ты не понимаешь, в чем же дело.

Сейчас я знаю, что это защитный механизм, который развил мой мозг, когда я была в проституции. Мне помогала способность отключаться от ситуаций, которые были слишком болезненными, иначе я бы просто не смогла их вынести. Я отключалась от постоянных, гадких и отвратительных слов и действий покупателей секса.

После выхода из проституции я все еще продолжала отключаться, когда со мной говорили. Я не понимала, в чем моя проблема. Я просто поняла, что не помню разговоры с другими людьми, и у меня происходят провалы в памяти. Но я ничего не могла поделать с этим защитным механизмом, он происходил помимо моей воли.

Кроме того, у меня появились огромные речевые трудности. Я начала сильно заикаться, я ничего не могла произнести нормально. Чем больше я наблюдала за этими проблемами, тем больше у меня возникало подозрений. Меня очень пугало то, что со мной происходит. Я на полном серьезе думала, что у меня начинается ранняя болезнь Альцгеймера, потому что я забывала то, что произошло только что, не могла ни на чем сосредоточиться, мне было трудно говорить.

Теперь я знаю, что такие напоминающие болезнь Альцгеймера симптомы могут быть последствием травмы. В проституции я тоже постоянно все забывала. Это позволяло мне не помнить разговоры с покупателями секса, не помнить их сексуальное насилие. Это позволяло мне держаться, но последствия для моей повседневной жизни оказались катастрофичными.

Длительная диссоциация также привела к тому, что в каких-то ситуациях я вообще ничего не чувствовала – я полностью была отделена от своих чувств. Иногда мужчины избивали и насиловали меня, а я вообще ничего не чувствовала, я была совершенно опустошенной внутри – моя душа была пустой. Я потеряла саму себя. После всего случившегося я потеряла способность смотреть в зеркало и видеть саму себя. Я отдалилась от «себя настоящей».

По счастью, я встретила лошадей. Они стали для меня зеркалом. Они также показали мне, до какой степени была изранена моя душа, они показали мне как начать исцеляться.

После выхода из проституции я ухаживала за лошадьми в горах. Лошади, особенно две из них, с которыми я работала по два-три раза в неделю, научили меня наиболее важному уроку в моей жизни. Тому, что я не узнала в школе. Это был урок «как найти себя и быть собой». Работа с лошадьми – не верховая езда, а просто компания лошадей и взаимодействие с ними на равных – смогла разрушить вредную диссоциацию и вернуть мне доступ к моим чувствам и эмоциям.

Когда я работала с лошадьми, то занималась выгулом и делала с ними разные упражнения, чтобы нарастить их мышцы. В том, как мне помогли лошади, нет ничего иррационального или магического. Это совершенно объяснимо. Это животные, которые спасаются бегством. Они улавливают любые движения вашего тела, даже самые мельчайшие. В природе эти способности нужны им, чтобы сбежать в случае опасности. Когда мне было грустно, когда я была раздавлена депрессией, работа с лошадьми не ладилась – они были напряжены и беспокойны. Неважно, какие чувства я подавляла, пока я подавляла их, лошади чувствовали что-то неправильное. Я не знаю, могут ли они понимать нашу грусть, злость или нервозность, но благодаря своим инстинктам они знают, когда ваше внутреннее состояние и внешнее поведение не соответствуют друг другу. Например, когда кто-то улыбается и смеется, но на самом деле грустит.

Такой контраст между внутренними ощущениями и внешним поведением делает лошадей подозрительными, потому что они не могут оценить ситуацию и понять, надо ли бежать, есть ли здесь опасность. Раньше я думала, что с лошадьми надо скрывать свой страх, грусть или злость. Но оказывается, все совсем наоборот, на практике я обнаружила совершенно иное. Я рассказываю об этом, потому что это сама суть того, в чем нуждаются пережившие сексуальное насилие, чтобы начать исцеление.

Время от времени я работала с одной лошадью на большом поле. Наедине с лошадью, музыкой и моими воспоминаниями о прошлом. Однажды мне было очень грустно, потому что умерла моя бабушка. Я думала про свою жизнь, которая казалась мне (из-за проституции, ухода из школы) полем военных действий. Я услышала грустную песню по радио и едва сдерживала слезы. Лошадь шла рядом со мной. Я пыталась подавить грусть, потому что мне нужно было работать. Я не могла показать свои чувства, мне казалось, что это неправильно. Я начала выгул, но я не полностью присутствовала в этой ситуации, не была сосредоточена. Я ушла далеко по привычке моего мозга. Ничего не получалась. Лошадь меня не слушалась, не делала то, что нужно, упрямилась. Помимо грусти я еще начала сердиться, потому что у меня ничего не получалось. В какой-то момент грусть и злость привели к тому, что я больше не могла сдерживать слезы. Я остановилась по среди поля, бросила хлыст на пол. Я подошла к лошади, прижалась к ней, обняла и расплакалась. Я выражала всю боль, которую я носила в себе годами, но никогда ни с кем ей не делилась.

Мы стояли там вдвоем. Я плакала, но это значило, что я была честной и подлинной в тот момент. Больше не было контраста между моими внутренними чувствами и внешним поведением. Лошадь знала, что это я подлинная, настоящая, она могла понять меня и, следовательно, оценить ситуацию. Она знала, что опасности нет. Лошадь стояла неподвижно, и я почувствовала глубокую связь с ней, потому что казалось, что она может работать со мной, когда на мне нет маски – той маски, которую я привыкла носить в проституции почти все время, когда я должна была казаться довольной и счастливой, хотя внутри я умирала от боли.

Когда я успокоилась, я больше не хотела делать с ней упражнения. Я отпустила поводья. Я хотела, чтобы лошадь могла делать то, что ей самой хочется. Могла ходить, бегать, веселиться – почувствовать свободу. Она должна была почувствовать ту радость, которую я чувствовала в тот момент, когда она не просто приняла мою искалеченную сущность, но попросила меня не скрывать ее, то есть попросила меня быть мной настоящей. Я почувствовала себя освобожденной. Внезапно я была здесь, больше не было скрытых чувств, и лошадь это заметила. Теперь не только она, но мы обе находились здесь и сейчас. Я поняла, что можно сблизиться с лошадью, только если ты близка к самой себе.

Раньше я никогда не работала с ней свободно. Я начала идти вдоль поля, она шла рядом со мной, она внимательно следила за моими движениями, моим языком тела. Она больше не упрямилась, и, хотя я раньше ее этому не учила, я начала выгуливать ее свободно, с пустыми руками. Она могла делать что угодно, но она следовала за мной, подстраиваясь под малейшие движения моего тела. Я чувствовала, как будто между нами есть связь. Моего языка тела и моего разума было достаточно, чтобы увеличить или уменьшить ее скорость. Она расслабилась, была очень грациозной, в ее движениях чувствовалась гармония и сила – это было прекрасное зрелище. Она легко парила над полем, и я сама ощущала такую же легкость. Я была здесь, в этом моменте, и это делало меня счастливой. Мы с ней были одним целым, я установила с ней связь, потому что это была настоящая я. Мы были одним целым с существом, которое так сильно отличается от людей. Это было невероятное чувство.

С тех пор я поняла, что в присутствии лошадей я могу плакать, когда мне грустно, и злиться, когда я чувствую злость. Я могла быть какой угодно, главное, чтобы я была правдива и не подавляла то, что чувствую, и чтобы лошадь понимала, что я подлинная. При работе с лошадьми я открыла настоящую себя. Мне приходилось быть настоящей, потому что этого от меня требовали лошади. Только будучи подлинной, я могла обрести мысленное единение с лошадью – и это было самое прекрасное чувство, которое я испытывала в жизни. Стать единым целым, бесконечная свобода, любовь, живость и принятие того, кем ты являешься на данный момент – так ты учишься принимать и любить саму себя, со всем твоим прошлым, твоим опытом, твоей историей.

Этот невероятный, удивительный момент оказывает такое влияние, потому что он полностью настоящий. Лошади показали мне, что находиться вместе здесь и сейчас – это прекрасно. Они создавали для меня множество моментов, из которых я не хотела убегать, в которых я ничего не боялась, но в которых я чувствовала глубочайшее счастье и наивысшее умиротворение. Они научили меня быть настоящей, показывать свои чувства и, вследствие этого, находить принятие.

Благодаря лошадям я постепенно научилась оставаться в нынешнем моменте, не отключаться то и дело, я снова воссоединилась со своими эмоциями и чувствами. Затем у меня появилась способность испытывать это «оставаться в нынешнем моменте» не только при работе с лошадьми, но и с другими людьми. Это полностью изменило меня. С тех пор моя жизнь становилась все лучше и лучше. Сейчас у меня больше нет проблем с диссоциацией, потому что теперь я настолько подлинная, насколько это возможно.

В заключение: как можно помочь жертвам сексуального насилия преодолеть травматическую диссоциацию? Я не психотерапевтка и не экспертка по медицине. По моему личному опыту, если вы хотите помочь жертве сексуального насилия исцелиться, то вы должны сосредоточиться на ее подлинной личности.

Жертвы проституции и торговли людьми часто теряют связь с самими собой и своими чувствами. Их с самого начала приучают подавлять свои настоящие чувства, они начинают постоянно носить маску. Без этой маски им не выжить – за этой маской они прячут свою боль, свои слезы, свои крики, свою беспомощность. Носить маску, не показывать своих чувств, не быть собой, потерять саму себя – это единственный способ выжить в проституции.

Для исцеления от такой травмы недостаточно лекарственных препаратов или контроля над симптомами травмы, например, паническими атаками и флэшбеками. Главная задача состоит в том, чтобы делать с другими людьми то, чему меня научили на своем языке лошади – помогать жертвам раскрывать, кто они глубоко внутри, восстанавливать связь со своей настоящей личностью, просить их быть настоящими. Я обещаю, что это совсем не просто, потому что вы можете увидеть невероятную боль и разрушение после насилия. Нужна хорошая подготовка и сильная личность, чтобы иметь дело с чем-то подобным, но если вы занимаетесь помощью жертвам сексуального насилия, то это того стоит.

Об авторке: Сандра Норак (псевдоним) провела в проституции шесть лет. На данный момент она готовится получить диплом по международному праву в Германии, со специализацией на международном уголовном праве и международной защите прав человека. Авторка статей о Международном уголовном трибунале в бывшей Югославии и сексуальном насилии во время вооруженных конфликтов. Занимается общественной работой по информированию о системе проституции и разных формах торговли людьми, таких как «метод любовника». Кроме того, она занимается профилактической работой в школах и объясняет девочкам-подросткам, как распознать сутенера-«любовника» и как защитить себя и подруг. Она выступала в парламентах Германии и Италии по вопросам проституции, торговли людьми, особенно «скрытой» торговли людьми. Она неоднократно выступала на телевидении и в других СМИ. Новак – одна из активисток некоммерческой организации «Sisters e.V.», которая занимается просвещением о проституции и предлагает женщинам помощь в выходе из проституции.

Источник: My Life In Prostitution

Поддержите проект: Если вы считаете важными такие материалы, и у вас есть такая возможность, вы можете поддержать работу этого сайта с помощью доната или подписки на Boosty.

Вы тоже когда-то пережили сексуальную эксплуатацию? Вы можете поделиться своим собственным опытом на этом сайте. Сделать это можно полностью анонимно через форму на странице.