Отрывок из книги «Истории проституции: рассказы о выживании в секс-индустрии» («Prostitution Narratives: Stories of Survival in the Sex Trade», 2016).

В 2014 году в Бристоле, Великобритания, 13 мужчин были осуждены за сексуальное насилие над девочками, в том числе, они проституировали их и вовлекали в проституцию. В 2012 году в Рочедэйле 9 мужчин были осуждены за такие же преступления. Смелость пострадавших девочек, которые рассказали правду о них, была невероятной. Они нарушили негласные правила о том, что за последние десятилетия стало нормой – они рассказали правду о насилии, которому десятки тысяч девочек подвергаются каждый день, они заявили о том, что власти редко интересуются этим насилием и не считают его проблемой. Теперь в Оксфордшире ведутся расследования аналогичных массовых преступлений против девочек. Вовлечение девочек в сексуальную эксплуатацию – это норма в британском обществе, и этим занимаются мужчины всех рас и национальностей, и они используют свою власть, чтобы подвергать девочек-подростков сексуальному насилию.

Мы также стали свидетелями того, как такие знаменитости как Рольф Харрис привлекаются к ответственности за насилие над девочками. Теперь общество постепенно начинает признавать, что существует систематическое сексуальное насилие над девочками, которое совершают взрослые мужчины из самых разных социальных слоев. Я чувствую оптимизм и начинаю верить в то, что культурные нормы, из-за которых девочки попадали в проституцию и ситуации сексуального насилия, начинают меняться. Мы должны бороться за то, чтобы положить конец систематическому насилию над девочками и женщинами, и огромная часть этого насилия – проституция.

Мне было примерно 13 лет, когда я начала тусоваться в компании девочек своего возраста и тех, кто были старше меня на пару лет. Большинство этих девочек были очень уязвимы по той или иной причине – они были в приемной семье, у них была зависимость от наркотиков или была крайне низкая самооценка. Из-за нашего возраста и социальных проблем мы стали мишенью для группы взрослых мужчин, которые использовали нашу уязвимость, приносили нам наркотики и выпивку. Считалось само собой разумеющимся, что в обмен мы должны быть сексуально доступны для них.

Когда они занимались со мной проникающим сексом, это было просто ужасно – настоящая агония. Некоторые из этих мужчин были очень жестокими. Они даже прилюдно шутили о том, как они причиняли мне боль и страдания. Оглядываясь назад очевидно, что это была сексуальная эксплуатация – изнасилование и проституирование, но в то время мне это не приходило в голову. Я считала себя очень крутой – у меня связи с мужчинами в два раза старше меня.

Тогда я не понимала, какой огромный вред причиняют мне эти мужчины, как они разрушают мою сексуальность, мою способность доверять, мою самооценку и, в конечном счете, мою душу. Я не была проблемной девочкой в детстве, но я стала проблемной в подростковом возрасте, и когда я стала молодой женщиной, все стало еще хуже. Эти мужчины уничтожили все мои шансы на нормальную жизнь. Я не могу винить только их – в моей жизни, в моей семье тогда были другие проблемы. Но я знаю, что если бы не повторяющиеся эпизоды сексуального насилия, то я с большой вероятностью смогла бы справиться с этими проблемами и встать на путь здорового развития. К тому времени, когда я встретилась со своим первым проститутором, меня уже вовлекли в проституцию через культурно одобряемое сексуальное насилие над детьми.

Я никогда не забуду первый раз, когда меня купили за деньги. Мне было 14 лет. Это был мужчина, который полностью меня одурачил. Как будто моя самооценка и так уже не была на нуле – ему нужно было опустить ее совсем ниже плинтуса. Я пошла за ним по улице в моем родном Йоркшире, и я не совсем понимала, чего от меня ждут. Моя подруга крикнула мне вслед: «Смотри, чтобы он заплатил побольше!» Он времени зря не терял – расстегнул ширинку и посмотрел на меня, словно приказывал. Я последовала молчаливому приказу. Я и так никогда не была поклонницей членов, но от него у меня срабатывал рвотный рефлекс. Кто-то может подумать, что от вида того, как меня тянет блевать, у него должно было пропасть желание, но мои страдания только еще больше его заводили – я на коленях, не могу дышать, меня вот-вот вырвет. Все было не так быстро, как я надеялась, продолжалось, наверное, минут десять. Для меня это была целая вечность.

Я попросила у него денег, даже не назвала конкретную сумму, так как не знала, как о таком договариваться. Он полез в карманы и достал две монеты по пятьдесят пенсов. Я сказала: «Да ладно!» Он снова полез в карман и достал еще пятьдесят пенсов. Сказал, что у него больше нет. Когда я вернулась к подруге, та спросила, сколько мне заплатили. Когда я рассказала, она расхохоталась и проинформировала всех других девочек, и они тоже начали меня дразнить и хихикать надо мной. «Даже на леденец не хватит!» — издевалась одна девочка. На следующий день в школе ко мне подошли трое ребят, которых там не было, они смеялись и повторяли: «Один фунт пятьдесят». Я чувствовала себя ужасно. Я была бесконечно унижена.

Вскоре после случая «один фунт пятьдесят» меня исключили из школы. В школе было известно, что у меня проблемы с наркотиками, алкоголем и прогулами. Я также уверена, что они знали, что меня подвергают сексуальному насилию взрослые мужчины – они видели меня с этими мужчинами. Инспектора по прогулам забирали меня в ситуациях, когда было очевидно, что взрослым мужчинам не место рядом с девочкой-подростком. Школа решила, что наилучший подход – исключить меня. Мне не предложили никакого консультирования или поддержки.

После еще нескольких исключений из государственных школ, мои бедные родители оказались перед трудным выбором – отдать меня в коррекционную школу или найти деньги на платное образование. Мне было 15, и я давно уже вообще не училась в школе, так что они решили заплатить хотя бы за один год обучения. Сейчас я им очень за это благодарна. Мы не были нищими, отец работал в местном правительстве, мать – в администрации. Но я прекрасно понимаю, что для них это была очень солидная сумма, которую они вполне могли потратить на что-то еще. Если бы не их поддержка, я бы осталась без школьного аттестата. Они также решили предоставить мне возможность жить в школе-интернате. Из первой школы-интерната меня исключили уже через три недели за хранение большого количества амфетамина и бурбона, который я воровала в местном супермаркете. На тот момент у меня уже была зависимость от наркотиков и алкоголя.

Удивительно, но меня приняли в другую школу. Я знала, что это мой последний шанс окончить школу, и я приняла решение изменить жизнь к лучшему. Я перестала принимать наркотики и взялась за учебу. Впервые я чувствовала себя в безопасности. Я обожала эту школу, мне так нравилось, что рядом нет никаких мужчин, для которых я добыча, нет проституции, нет травли. Я начала исследовать собственную сексуальность, какое-то время я ходила на свидания с хорошим мальчиком моего возраста, но, в конечном итоге, я поняла, что мне нужна девушка, а не парень. И я точно не нуждалась в мужчине вроде моего последнего «бойфренда» — 27-летнего неудачника, который многократно совершал изнасилования по статусному праву девочек-подростков.

Мои первые лесбийские отношения были, когда я еще училась в школе, с девушкой, которая жила поблизости. Это была просто другая вселенная по сравнению с теми мужчинами и насилием. Впервые секс и близость доставляли мне удовольствие на всех уровнях. Я любила ее, но я не смогла сохранить эти отношения. После проституирования и сексуального насилия, я не могла доверять людям, и я не понимала, какой должна быть здоровая близость.

Она ушла от меня, когда мне исполнилось 16 лет. Я была в отчаянии, и я тут же вернулась к наркотикам и манипулировала местным врачом, чтобы он прописал мне Темазепам, который мне разрешили принимать самостоятельно (и которым я делилась с другими учениками). На выходных я приезжала домой, и тут же возвращалась к прежней жизни, когда меня время от времени покупали для секса. Мне были нужны деньги, чтобы поддерживать мои зависимости. Я чувствовала, что мне нужны наркотики, чтобы справиться с ощущением, что меня невозможно полюбить. Я жила в двух разных мирах – нормальная жизнь с хорошими друзьями моего возраста, где можно смеяться, шутить и влипать в пустячные неприятности, и другая жизнь – с наркотиками, изнасилованиями, ночными клубами и проституцией. Я знала, что я в неплохой ситуации дома и в школе – я не голодаю, я не нуждаюсь, но наркотики и алкоголь стоят денег.

В последний день школы мы с подругой сели на поезд в Лондон. Мы чувствовали, что после окончания школы для нас не останется места в этом мире. Мы остановились в дешевом хостеле в Паддингтоне. Подруга вернулась домой через неделю, но я решила остаться. Мне было 16 с половиной, достаточно, чтобы жить самостоятельно. Однажды я пошла домой с женщиной старше меня. Я сказала ей, что мне негде жить, и она предложила познакомить меня со своим другом, который разрешит пожить у него пару недель. Я была в восторге – я думала, что теперь у меня есть девушка и жилье, а скоро я найду работу и у меня будут какие-то деньги. Мы встретились с ее другом в пабе Ист-Энда на следующий день. Он был дружелюбным, но очень жутким. Я пыталась думать о нем позитивно, потому что он предложил мне пожить у него.

Когда я приехала к нему домой, оказалось, что мы с ним будем жить в одной комнате. Он постоянно требовал от меня секса. Я просыпалась от того, что он меня трогал, иногда он начинал насиловать меня во сне. Но я думала, что наивно и эгоистично рассчитывать на бесплатное жилье. Он ведь впустил меня пожить. Он платил за меня в ночных клубах, иногда давал мне деньги. Ему было за 40, мне было 16 лет. Мое тело еще не до конца сформировалось, и я не испытывала к нему никакого сексуального влечения. Он часто фотографировал меня в обнаженном виде. Я так и не узнала, что он делал с фотографиями.

Сексуальное развитие очень важно – насилие разрушает сексуальность подростков, уничтожает их способность поддерживать здоровые взрослые отношения. Молодая женщина не может испытать настоящую сексуальную близость без полного доверия. Девочки так уязвимы для сексуальной эксплуатации, нам так часто причиняют вред в критически важный период развития наших тел. Мы можем забеременеть, с нами могут обращаться как с вещами (или даже хуже), нам легко причинить физический вред. Когда мужчины решают проституировать нас, они причиняют огромный и необратимый вред.

Мужчин социализируют получать сексуальное удовольствие от чужой уязвимости, использовать любую возможность удовлетворить себя за наш счет. Именно этому многих мужчин учит порнография. Тот мужчина был одержим порнографией, в сексуальном плане его интересовали только девочки и совсем молодые женщины. Он проституировал ту женщину, которая свела меня с ним, по крайней мере, так следует с его слов. Однажды я спросила ее об этом, и она на меня накинулась, начала обвинять в том, что я изменяю ей с ним, что я его «шлюха». Я думаю, что она просто не могла принять то, что он делал с ней, когда она была моложе. Еще он сказал, что он был сутенером для молодых женщин, и спрашивал меня, не хочу ли я отправиться в Сохо и зарабатывать большие деньги на проституции и порнографии. Он сказал, что у него есть связи, и он будет меня защищать. Я отказалась, но я соглашалась на то, чтобы некоторые его друзья проституировали меня, их деньги оставались у него на «хранении».

После того как я прожила у него несколько недель, я пошла в офис соцзащиты в Восточном Лондоне, но они сказали, что не могут оказать мне помощь по поиску жилья или работы, если мои родители не подтвердят, что я не получаю от них никакой помощи. Мои родители это подтвердили, но тогда уже прошли месяцы. Они тогда разводились, было не понятно, кто из нас где будет жить. Я думаю, они полагали, что я вернусь в Беверли. Я действительно вернулась на короткий срок и поступила в колледж, после чего переехала к новой партнерке в возрасте 17 лет. Но я все еще посещала проститутора в Ист-энде. Он оплачивал мои билеты на поезд и давал мне деньги, иногда платил за подруг, которые приезжали со мной.

Однажды я видела, как он проституировал другую молодую женщину. Он заплатил за секс с ней, а потом занялся с ней проникающим сексом прямо при мне, она явно испытывала очень сильный стресс и боль. То, что я это видела, и то, как это соотносилось с моим собственным опытом, очень меня травмировало.

Этот случай отличался от моих «обычных» травм в результате сексуального насилия и проституции. В течение года после этого у меня постоянно были флэшбеки и ночные кошмары. Я не могла спать, и мне казалось, что я умираю. И все равно я возвращалась туда еще несколько раз. Иногда он платил мне за ночь, иногда за уикенд. Это продолжалось, пока мне не исполнилось 20 лет. Я поступила в университет, и первой книгой, которую я взяла в библиотеке, были «Письма из зоны военных действий» Андреи Дворкин. Эта книга заставила меня многое осознать, я больше не могла к нему вернуться после того, как я ощутила такую близость с текстами Дворкин. Она была моей сестрой, другой выжившей, она смогла передать на словах ту травму, которую я не могла выразить. Я все еще живу с этой травмой, в основном она проявляется в крайне сильной психосоматической тревожности.

Когда люди говорят о проституции, в центре внимания оказываются девочки и женщины, от нас ожидают, что мы начнем оправдываться и объяснять, как мы оказались в проституции. Мужчин никто не просит объяснить, почему они причиняют девочкам огромный вред, почему они используют тела девочек и женщин в проституции. Когда я была в школе, другие ребята, с лучшей социальной адаптацией чем я, спрашивали о том, почему же я так себя веду, почему позволяю мужчинам использовать себя для секса. У некоторых других девочек были более веские причины, то, что можно было назвать лучшим «оправданием». Мне нечем было оправдаться. Мои родители не были алкоголиками, меня не насиловали в семье. Другие девочки ужасно страдали, я же была одинока. Кроме того, с тех пор как мне было четыре года, один мальчик буквально каждый день подвергал меня сексуальному насилию. Но эти причины были недостаточно вескими, чтобы оправдать такое количество опасных и вредных ситуаций, в которых я оказывалась.

Теперь я знаю, что я вообще не обязана оправдываться за то, как со мной обращались мужчины. Я была для них добычей, они осознанно причиняли мне вред, это не было моей ответственностью, и мне не нужно объяснять, почему я оказалась проституированной этими мужчинами. Это им нужно объяснять, почему они проституировали и насиловали девочку. Это никогда не вина девочки, никакие обстоятельства ее жизни не могут объяснить то, почему она была проституирована. Причина, по которой девочек и женщин проституируют – выбор мужчин, они делают этот выбор, потому что у них есть власть, потому что их поддерживают культурные нормы, потому что общество мало информировано, и потому что законодательство несовершенно.

По всему миру сейчас развивается движение переживших проституцию, женщины начинают выступать против проституции и рассказывать о том, какой вред она им причинила. Эти голоса соответствуют данным Мелиссы Фарлей и других исследовательниц о том, что средний возраст первого проституирования для женщин – 14 лет. У большинства развивается ПТСР, большинство не хотят, чтобы их проституировали. Существует огромное количество доказательств того, что секс-индустрия причиняет неописуемый вред. Секс-индустрия отказывается признавать эти доказательства, вместо этого она прилагает все возможные усилия, чтобы заставить женщин и девочек снова замолчать. Мужчины тоже стараются заставить женщин замолчать, особенно это касается членов семей, бойфрендов и самих проституторов.

Я публично заявила о том, что я пережила проституцию, и после этого мой отец публично заявил, что это неправда. Он считал, что это плохо отразится на его карьере, выставит его плохим отцом, а также опозорит всю семью. Я знаю, что в случае других женщин их партнеры боятся позора и ущерба для репутации, и поэтому они отрицают их опыт. Опять же есть эта установка, что это происходит только с девочками и женщинами, у которых есть «достойные оправдания», что «хорошая девочка» никогда не начнет этим заниматься, и что это девочкам и женщинам, а также членам их семей, должно быть стыдно. Возможно, это единственный пункт, по которому я в какой-то степени согласна с неолиберальными лоббистами проституции. Нельзя осуждать или стыдить женщин, которые оказались в секс-индустрии, независимо от того, что они думают об этой индустрии и ее последствиях.

Все девочки заслуживают безопасное детство без сексуальных хищников, которые эксплуатируют их уязвимость и используют их развивающиеся тела для собственного удовольствия, причиняя невообразимый вред. Проституция – это общественный институт, который оправдывает право мужчин покупать доступ к женским телам, который превращает девочек и женщин в товары потребления, которые можно покупать и продавать. Пока существует проституция, девочки не могут быть в безопасности. Они – предметы с рыночной стоимостью. И чем моложе девочка, тем проще ее эксплуатировать.

Моя надежда – это мир, в котором у женщин и девочек есть это базовое право на свободу.

Авторка: Кэт

Кэт активно участвует в кампании за принятие Шведской модели в Великобритании и за право проституированных людей сообщать в полицию о своих проституторах. Она также активно участвует в работе за изменение политики «Международной амнистии» по поводу проституции.