«Моя мать были проституирована. Моя бабушка и тетки были проституированы. Мой отец был потребителем проституции и сутенером. Я не знаю, где начинается и кончается эта бесконечная цепь проституции, которая бежит через мою семью».

Когда Алике Кинан было 15 лет, отношения ее родителей, полные насилия и издевательств со стороны отца, наконец, прекратились. Она осталась одна с девятилетней сестрой на руках в своем родном городе Кордоба в центральной Аргентине. «У нас не было еды. Я помню долгие дни с моей сестрой, когда мы питались только картошкой и пили мате. Я единственная заботилась о моей сестре без поддержки и помощи – для меня это было началом конца».

Она не могла сводить концы с концами и, в конце концов, обратилась за помощью к отцу, который лишь ответил: «Ты сама знаешь, что тебе теперь делать…». И вот как получилось, что в возрасте 17 лет Алика попала в мир проституции и начала обслуживать мужчин в борделе «Ариес» в Кордобе, где 60% ее заработка забирали себе сутенеры. В 1996 году, в возрасте 20 лет, ей предложили авиаперелет в Ушуаю – столицу острова Огненная земля на юге Аргентины, самый южный город в мире. В документальном фильме «Cuerpo a Cuerpo» Алика описывает, как она оставила свой родной город. «Та девушка, моя подруга, предложила отправиться на заработки на юг. Там была женщина, которая оплачивала авиаперелет. Она сказала, что мы заработаем хорошие деньги. У нас не было особого выбора».

Ушуая – портовый город с военно-морской базой и высоким спросом на проституцию со стороны моряков и рыбаков, которые посещают город тысячами. Практически весь город был построен для этих мужчин, которые приезжают со всего мира. «Они требовали женщин для удовлетворения своих потребностей, – объясняет Алика. – И когда я говорю «потребности», я не имею в виду только секс. Им были нужны женщины, которые будут жить с ними, готовить и рожать детей. Женщины были их собственностью. Мужчины покупали их, владели ими, и они обслуживали мужчин. На этом был построен целый город».

Ушуая кишел борделями, как правило, под вывесками «виски-баров» и «кабаре-клубов», которые работали при потворстве местных властей и полиции. Как объясняет Алика: «На русских и североамериканских кораблях, которые приезжали в порт, часто работали филиппинцы, потому что их труд стоил дешево. Платили им в долларах, а это означало огромные прибыли сутенеров Ушуаи».

Клубы открывались в восемь вечера, когда в городе было еще светло, и обслуживали мужчин всю ночь до утра. «У них были прямые выходы в порт! – восклицает Алика. – Мужчины сходили на берег со своим заработком в кармане и тут же направлялись в клубы в городском центре. Бордели запрещены в Аргентине, но никто не контролирует их деятельность. Большинство женщин в клубах под наркотой, они даже не осознают, что ими торгуют».

Алика приехала в город, который часто называли «краем Земли», вроде бы по своей воле, но сейчас она понимает, что торговля людьми редко сводится к прямому похищению. В возрасте 20 лет она уже три года провела в секс-индустрии, но она была совершенно не готова к той культуре эксплуатации, которая процветала в виски-барах и кабаре-клубах Ушуаи. По прибытию эксплуататоры Алики «вели себя как очень дружелюбные люди. Они отвели меня в клуб, и я помню, как шла по очень длинному коридору с решетками на окнах и дверях. Одна из дверей открылась и женщина пригласила меня внутрь. Там было много девочек в халатах, которые разошлись по своим постам, потому что решили, что это вошел клиент. Они отвели меня в офис и вкратце объяснили, как работает эта система. Они мне практически ничего не сказали. Они считали обычным делом то, что я себе и представить не могла».

В те годы индустрия проституции в Ушуае работала при содействии местных властей. В качестве инициации ее отвели в местный полицейский участок, чтобы проверить, что у нее нет судимостей. Полицейский, который записал ее данные и взял у нее отпечатки пальцев, был постоянным клиентом в «Шейхе», одном из первых борделей, где будут эксплуатировать Алику. Затем ей выдали государственный буклет о здоровье, и она была вынуждена согласиться на ежемесячные медицинские обследования. «Они раз в месяц брали кровь для анализа на ВИЧ и мазок из влагалища, — вспоминает Алика. – Почему они это делали? Понятно, почему. Им нужны были здоровые женщины, а то вдруг «клиенты» заболеют. Вот что значит быть легальной, точнее «регулируемой» проституткой».

Вскоре после ее прибытия сутенеры отвели ее в местное казино, чтобы «обучить меня и показать мужчинам, которые будут потом тратить свои заработки в виски-баре. Если ты вела себя плохо, они переводили тебя в другой бордель, где условия были хуже. Это был вопрос жизни и смерти».

А условия в борделях были ужасными – маленькие, грязные комнаты, в которых женщины спали, ели и обслуживали бесконечный поток мужчин с 11 вечера до 6 утра. Они сами отмывали кровь и сперму со стен. Педро Монтойя, хозяин клуба «Шейх», оставлял себе 50% заработков женщин, плюс к тому он заставлял их платить за свою еду, одежду, расходы на приезд, косметику и презервативы. У них забирали паспорта и другие документы, и они попадали в долговую кабалу с невозможностью побега. Сутенеры штрафовали их на 500 песо за опоздания, неубранную комнату, отгул или отказ клиенту. Женщины должны были обслуживать мужчин даже во время менструаций – для этого от них требовали засовывать губку во влагалище, о чем сутенер Алики вычитал в Интернете.

«По вечерам сутенеры стучали в баре кулаками и требовали больше денег», – вспоминает Алика. Они говорили: «Девка, ты должна на меня работать. Ты сюда не дрыхнуть приехала и не красоту наводить – ты не телезвезда. Ты пустое место».

На заборах вокруг борделей была колючая проволока. «Это была тюрьма. Они держали тебя в изоляции. Мадам говорила, что мы не можем ни с кем контактировать вне борделя. Нам не разрешалось иметь подруг. Они все контролировали… внутри висели объявления о том, в каком часу мы должны ложиться спать. Нельзя было вставать до четырех часов дня. Не разрешалось вставать раньше».

Однажды Алика встретила испанца по имени Мигель Паскаль в баре “Black & White”. Он был клиентом, который, без ее ведома, начал дополнительно платить сутенерам Алики, чтобы проводить с ней больше времени. Он сказал, что влюбился в нее. В течение нескольких лет она родила от него четырех дочерей, и, в конце концов, он забрал ее с собой в Испанию. Эти отношения были полны насилия и контроля. «Я оказалась в доме, где насилие считалось нормальной частью жизни, – рассказывает Алика. – Он начал бить меня и нашу старшую дочь, которой тогда было 8 лет. Я решила сбежать от него, и я вернулась к сутенерам в Ушуае, которые, конечно, встретили меня с распростертыми объятиями».

В результате «постоянного насилия» у Алики остались шрамы на лице, были выбиты несколько зубов, и она до сих пор страдает от посттравматического стрессового расстройства. Женщины, которых проституируют в борделях Ушуаи, обычно страдают от венерических заболеваний, язв, нежелательных беременностей, абортов, частого физического насилия. У них также развивается зависимость от алкоголя и наркотиков, которые они принимают, чтобы выдержать постоянные издевательства.

В октябре 2012 Алику и еще семерых женщин спасла из борделя полиция, которая действовала в соответствии с результатами расследования организации по борьбе с траффикингом, Protex. Оглядываясь назад, она называет тот день «первым шагом к тому, чтобы стать людьми с правами. Женщинами с правами. Первым шагом к свободе».

Однако поначалу она не воспринимала себя как жертву. Когда социальные службы предложили ей и ее дочерям место в убежище для жертв траффикинга, Алика с неохотой согласилась. «Они хотели, чтобы мы жили вместе с пятью другими женщинами из Доминиканской республики. Они запирали нас в десять вечера и отпускали на следующее утро. Безумие какое-то! Я так злилась, что даже жалела своего сутенера Педро. Я кричала: “За что вы его заперли?” Я не понимала природу этого преступления и отказывалась считать себя жертвой торговли людьми. В собственных глазах я была сильной женщиной, которая оказалась здесь, потому что у нее не было выбора, именно эти мысли тебе внушают торговцы людьми, они убеждают тебя в этом, как только ты попадаешь в эту сеть», — рассказывает она.

Социальная работница, которая поначалу разбирала ее дело, написала в своем отчете, что Алика не была жертвой траффикинга и действовала по свой собственной воле. Тем не менее, освободившись от эксплуатации, Алика постепенно начала осознавать и анализировать то, что с ней произошло. «Когда я поняла, что повторяю историю других женщин моей семьи, я увидела себя как жертву. После этого я начала воссоздавать себя заново. Изначально я считала речи своего сутенера собственными мыслями. Мне потребовались годы психотерапии и помощи моей адвокатессы и феминистской организации, которая всегда поддерживала меня и научила меня гендерной перспективе. Это был тяжелый процесс, потому что тебе не хочется верить в то, что случилось с тобой, а мне еще надо было одной растить дочерей. Мне пришлось избавиться от ложных установок и принять тот факт, что в проституции гордиться нечем. То, что я получала деньги за секс, не превращало его в добровольные отношения. Это были изнасилования, и это был постоянный риск. У меня четверо дочерей и годовалый младенец. Я всегда говорю своим девочкам, чтобы они сохраняли контроль над своими телами, чтобы любили себя и заботились о себе. Многие годы я жила в ситуации насилия, где покупатели и сутенеры постоянно твердили мне, что я грязная шлюха, которая ничего не стоит. Было так много оскорблений. Внутри меня сломалось что-то, что уже не починить. Не хочу, чтобы с моими девочками произошло то же самое».

Алика приняла смелое и беспрецедентное решение – подать в суд на своих бывших тюремщиков и муниципальный совет города Ушуая. Через четыре года тревожного ожидания суд начался в ноябре 2016 года, ему предшествовала атмосфера страха и угроз. Владельца борделя Педро Монтою, его жену Ивану Гарсия и «мадам» Люси Альберку Кампос обвинили в торговле людьми с целью сексуальной эксплуатации. Судебный процесс помог открыть много неприятной информации о том, как государство фактически является пособником торговли сексом – государство позволяет борделям существовать, власти собирают и хранят информацию о проституированных женщинах и выдают коммерческие лицензии сутенерам.

За несколько месяцев до начала судебных слушаний Алика начала получать постоянные угрозы, несколько раз на нее совершались физические нападения. К ней подходили и начинали запугивать на улицах, ее поносили в социальных сетях те, кто боялся, что их имена назовут в суде. Алика вспоминает о нападении в магазине, где она занималась покупками вместе со своей семьей. «Это была сутенерша, которую я узнала, и ее дочь. Они набросились на меня в супермаркете. Я была с малышом в коляске, со мной были две моих дочери, которые не понимали, что происходит. Она подбежала, плюнула на меня и повалила на пол. И так было день за днем. Угрозы на Фейсбуке, анонимные телефонные звонки, нападения незнакомых людей на улице… даже на феминистском женском марше на меня напали».

Кампания по запугиванию Алики достигла пика, когда к ней присоединился ее бывший муж, Мигель Паскаль. Он перестал платить ей алименты, когда узнал, что она вернулась в Ушуаю. Он распространил видео в социальных сетях, утверждая, что на нем проституируется их дочь. Таким образом он хотел дискредитировать Алику и добиться, чтобы у нее отобрали детей. В дальнейшем было доказано, что видео было фальшивым. За неделю до начала судебных слушаний, он попытался разрушить ее репутацию с помощью серии постов в Фейсбуке. Паскаль даже давал показания против бывшей жены по видеоконференции, утверждая, что она занимается проституцией по собственной воле.

Однажды бывший муж даже появился на радиопередаче, где открыто признал, что как-то «уничтожил ее» во время ссоры, описал что «вывернул ей руку, схватил за волосы, уперся ей коленом в спину и заставил ее так стоять на коленях, пока она не извинилась». Когда Алика услышала это, она «подумала, какое же это безумие, что этот парень решил признаться в таком публично… Только подумайте об уровне безнаказанности, сексизма и мизогинии… и люди этого не видят, они не признают насилие, даже когда о нем с гордостью вещают по радио». Она поняла, что все это хорошо спланированная попытка заставить ее замолчать. «Они пытались так запугать меня, чтобы я не смогла и двух слов связать, чтобы я не выдержала пять часов показаний в суде».

Несмотря на все грязные тактики тех, кто поддерживает торговлю сексом, Алика дала свои показания в суде и получила поддержку аргентинской общественности, в том числе благодаря работе феминистских групп и организаций по борьбе с траффикингом, таких как Ni Una Menos, AMADH и RATT. В Интернете началась кампания с хэштегом #AlikaNoEstaSola («Алика не одна»), а в Буэнос-Айресе и перед зданием суда на Огненной земле прошли крупные протесты.

Во время своих пятичасовых показаний Алика описала, как ее тюремщики продавали ей «фальшивый образ семьи, которой у меня никогда не было… они требовали чистоты, порядка и пунктуальности, чтобы я была в форме для клиентов борделя, чтобы я продолжала быть продуктивной, чтобы я не смогла открыть глаза и осознать, что происходит».

Педро Монтоя был приговорен к 7 годам заключения и штрафу в 70 000 долларов. Его жена Ивана Гарсия и Люси Альберка Кампос были приговорены к 3 годам заключения каждая. Впервые в истории суд также признал вину государства – муниципальный совет Ушуаи обязали уплатить Алике 780 000 долларов в качестве компенсации ущерба за пособничество траффикингу. Сейчас многие надеются, что после такого прецедента другие женщины тоже выдвинут обвинения. После оглашения приговора Алика бросилась обнимать подруг из феминистской организации, которые поддерживали ее, и заявила: «Теперь мы придем по душу сутенеров всей страны».

Сейчас Алика живет в Сьерра Леоне со своей семьей. Она феминистская активистка и основательница института Sappa Kippa – НКО, которая борется за права женщин в Ушуае. Она распространяет информацию об аболиционизме в отношении проституции и выступает за «Скандинавскую модель» — законодательство, которое криминализирует покупателей секса, сутенеров и торговцев людьми, но декриминализует проституированных женщин. Он считает, что покончить с эксплуатацией в секс-индустрии можно лишь покончив с экономическим неравенством. «Ни одна женщина в мире не согласится, чтобы над ее телом так надругались, если у нее есть приличная работа, крыша над головой и медицинская страховка».

Она находится в жесткой оппозиции к организациям «секс-работников», которые утверждают, что проституция – это такая же работа, как и любая другая. По ее мнению, насилие – это неотъемлемая часть проституции. «Проституция аккумулирует все типы насилия, которые только существуют. Это и экономическое, и физическое, и психологическое, и вербальное насилие. И от проституток требуется терпеть такое насилие постоянно».

Алика ведет кампании против так называемых «профсоюзов секс-работников», таких как «Аргентинская ассоциация проституток», которая, по ее словам, обслуживает потребности сутенеров и торговцев людьми. «Они говорят про автономную проституцию, про то, что женщины хотят этим заниматься, что они делают это добровольно. Но в проституции и траффикинге есть сеть сутенеров и торговцев людьми – кто-то покупает билеты на самолет, кто-то встречает девочек в аэропорту, кто-то управляет борделем… где у женщин есть хоть какой-то контроль? Каким образом это автономный процесс?» – недоумевает она.

Она также ставит под вопрос проблематичную концепцию «согласия», которое, по ее словам, целенаправленно путают с идеей «свободного выбора». «Меня превратили в кусок мяса для потребления, – говорит она. – Я говорила, что давала согласие на проституирование, и это правда, но это не было «выбором», потому что выбор подразумевает альтернативы, которых у меня не было». Что касается идеи о том, что проституция может быть «трансгрессивной» и «освобождающей», Алика убеждена, что «проституция сводит человеческую сексуальность к доминированию и подчинению, эксплуатации и жестокости. Одно дело получать удовольствие от секса, но то, что считают сексом «по согласию» часто включает проституцию, изнасилование и другие виды насилия».

Алика так рассказывает про свою жизнь в борделях Ушуаи: «Иногда у тебя появляется чувство власти: так себя чувствуют многие женщины. Их эксплуатируют, но у них возникает ощущение власти, потому что им кажется, что они могут сохранять контроль над мужчинами. Но никакого контроля у них нет. Мужчины уверены в том, что они делают. С того момента, когда они заходят в бордель, они уже знают, чего хотят, потому что они приходят туда с весьма конкретным заказом. Мы заставляем себя поверить в эту мифическую власть над мужчинами, потому что реальность слишком ужасна, слишком болезненна, слишком унизительна и постыдна. Но когда ты остаешься с ними наедине в четырех стенах, они хватают тебя сзади за волосы и входят в тебя, причиняя боль… и нет у тебя никакой власти. Ты проиграла, лишилась не только прав, но и какой-либо автономии собственного тела».

Источник: Radfem in Translation