Текст речи активистки Анны Фишер в Королевском колледже психиатрии, Великобритания, на конференции о психическом здоровье женщин, которая прошла 8 декабря 2023 года.

Я собираюсь начать с пары цитат.

Первая цитата от Эмили. Во время учебы на первом курсе университета Эмили, не по своей вине, столкнулась с тем, что ей не хватает денег на оплату аренды жилья. Она нашла работу, но только с минимальной зарплатой (ей было только 18 лет, так что не удивительно), и она могла работать только пропуская лекции. Как она ни старалась, она не могла найти работу с большей оплатой или с рабочими часами, которые лучше подходят для учебы в университете.

Вокруг себя она слышала, как молодые женщины объясняют, что «секс-работа» — это такая же работа, которая приносит очень много денег. Почти очевидный выбор для нуждающейся студентки вроде нее. Так что она уволилась и занялась проституцией. Вот что она говорит:

«Мне продали абсолютную ложь. Это не легкие деньги. Для покупателя ты всего лишь вещь, которую он может использовать, ты не настоящий человек со своими эмоциями. От тебя ожидают, что ты будешь просто терпеть все, что они делают и говорят тебе. Обмен на деньги вызывает у них чувство, что они могут обращаться с тобой как угодно, не обращая внимания на твои чувства или согласие». (…)

«Я пошла в проституцию, потому что я думала, что это короткий путь к более легкой жизни. В реальности, все, чего я добилась — это уничтожение чувство собственной значимости. Я так и не выплатила никакие свои долги. Вместо этого я погрузилась в полноценный нервный срыв. Я бросила университет, потому что я больше не могла справляться с давлением. Без диплома и с ужасной самооценкой я бралась то за одну, то за другую работу с минимальной зарплатой, и я снова и снова возвращалась к проституции, чтобы сохранить крышу над головой. Я держалась подальше от друзей и семьи, потому что не хотела, чтобы они узнали, чем я занимаюсь. Я чувствовала себя больной на психологическом и физическом уровне, у меня не было никакой финансовой стабильности, я была изолирована от подруг и все еще пыталась восстановиться после насилия в детстве. Покупатели знали об том, но они были только рады купить доступ к моему телу по самой дешевой цене».

А вот другая цитата. От Харриет. В двадцать с лишним лет Харриет, опять же, не по собственной вине, пережила несколько серьезных ударов судьбы, которые оставили ее с серьезной травмой и огромными долгами. Она также обратилась к проституции в попытке выплатить долги и сохранить крышу над головой. Вот что она говорит об этом:

«Люди думают, что проституция — секс по согласию за деньги. Это не так. Эти мужчины не хотят за такое платить. Они платили мне за то, чтобы использовать меня, как им заблагорассудится. Меня били предметами до крови, плевали на меня, анально насиловали, насиловали по очереди, передавали друг другу на вечеринках как игрушку, тайком снимали презервативы, орали на меня, угрожали, душили, говорили, чтобы я выглядела так, как будто мне это нравится, а то они заберут обратно свои деньги. Каждую секунду мне было страшно. Но единственное, что пугало меня еще больше — это оказаться бездомной на улице, так что я не видела другого выхода, кроме как терпеть до тех пор, пока я не смогу заплатить за квартиру».

А теперь Мила. Она начала «спонсорские отношения», о которых ей рассказала девочка, которая сидела рядом с ней на уроках английского. Ей было 16 лет. Ей тоже продали ложь о том, что «секс-работа» — это «эмпауэрмент». Она говорит:

«Весь этот предполагаемый эмпауэрмент испарялся, словно его и не было, как только я оказывалась за закрытой дверью наедине с мужчиной или парой. В конечном итоге, у меня не было права голоса относительно того, что со мной делали. О цене договорились. Я была должна им услугу. Я позволяла, чтобы мне говорили и делали со мной то, о чем мы никогда не договаривались. На меня давили, принуждая к половым актам, от которых мне было больно, к действиям, от которых меня передергивало. Меня накачивали наркотиками и алкоголем, и порою ругали за то, что я не хочу принять тот же наркотик, который принимает клиент, даже если я говорила ему, что мне на следующий день нужно в школу. За такие отказы мне нередко уменьшали плату».

Я могу продолжать. Я могу с легкостью посвятить все мое выступления цитатам из личных рассказов молодых женщин, с которыми мы контактируем в организации «Nordic Model Now!», чьи жизни были исковерканы вовлечением в секс-индустрию. Но я надеюсь, вы уже поняли основной смысл.

Иногда с нами также связываются студентки, которые пишут диссертации по каким-то аспектам секс-индустрии. Например, пару лет назад я говорила с молодой женщиной, назовем ее Элизой, которая работала над магистерской диссертацией. Ее работа была посвящена попытке легализации проституции в одном швейцарском кантоне с целью сделать ее безопаснее для женщин.

Эта идея вызывала у нее большой энтузиазм, и она искренне удивилась моему скепсису относительно того, что такая регуляция может повлиять на безопасность для женщин. Я объяснила ей азы феминистской критики проституции. Основа этой критики была заложена еще феминисткой викторианской эпохи, Джозефиной Батлер, и впоследствии ее развивали многие талантливые и отважные женщины, в том числе Андреа Дворкин и Кэтрин Маккиннон в 1970-х и 80-х годах, а также многие феминистки наших дней.

Эта критика рассматривает проституцию как краеугольный камень системы доминирования мужчин, которая также известна как патриархат. Мое любимое определение патриархата принадлежит Мэрилин Френч, и согласно ему:

«Патриархат означает институционализацию мужского доминирования, которое гарантируется с помощью нескольких взаимопроникающих структур, которые поддерживают власть и авторитет элитарного класса мужчин над всеми остальными людьми и предоставляет всем мужчинам авторитет и власть над женщинами их собственного класса».

Большинству людей в этом зале, а я предполагаю, что в основным вы высокооплачиваемые специалистки, даже если ваша зарплата в среднем ниже, чем у ваших коллег-мужчин, может быть неизвестно, что зарплаты большинства женщин рабочего класса может быть просто недостаточно для выживания, особенно если им нужно содержать детей в одиночку. Хотя заработные платы мужчин рабочего класса были предметом горячих споров и борьбы последние десятилетия, мужчинам рабочего класса все еще гораздо проще найти работу, благодаря которой можно обеспечивать семью.

Это принуждает огромное число женщин к финансовой зависимости от мужчин, которая принимает две основные формы.

Во-первых, это брак или иная форма сожительства, когда женщина зависит от одного мужчины в рамках существующих социальных структур. Это создает дисбаланс во власти и позволяет ему, если он этого хочет, обращаться с ней как с недочеловеком без каких-либо последствий.

Во-вторых, это проституция и связанные с ней практики, такие как вебкам, стриптиз, суррогатное материнство и так далее, когда женщины зависят от того, чтобы множество мужчин обращались с ними как с недолюдьми.

Как Эмили и Харриет, многие женщины вовлекаются в проституцию, поскольку видят в ней краткосрочный способ выбраться из финансового кризиса, но оказываются в ловушке. Множество других женщин к проституции принуждают их «бойфренды» или другие люди, которые хотят жить за счет их проституции.

Однако независимо от того, как они в нее попадают, большинство женщин, которые вовлекаются в проституцию, очень бедны и, как правило, в итоге они становятся еще беднее и вдобавок приобретают новые проблемы, связанные с физическими, эмоциональными и психическими травмами.

Проституция служит правящей элите, поскольку она держит женщин в зависимости от мужских хотелок без каких-либо ограничений. И проституция позволяет мужчинам не из элиты получить сексуальный доступ к женщинам, чья возможность отказаться сильно ограничена или вовсе отсутствует. Это принцип «разделяй и властвуй» на стероидах.

В то же самое время эта система определяет, что мужские потребности являются крайне важными, а женщины должны обслуживать мужские потребности, и их можно покупать и продавать как товары. Таким образом, имплицитно женщины в этой системе могут быть только гражданками второго сорта.

Это создает замкнутый круг, когда женщин меньше ценят, их работа хуже оплачивается, что поддерживает дисбаланс власти, которым мужчины могут пользоваться практически без каких-то последствий. И эта система стала только еще более жестокой и эффективной после появления цифровых технологий.

Дисбаланс власти в проституции настолько огромен, что ничто не может сделать ее безопасной для женщин и других людей, которых покупают в ней.

Проституция не прекратится, пока женщины не начнут массовые протесты, не поднимут шум размером с цунами и не скажут ХВАТИТ. Пока они не начнут настаивать на том, что проституция несовместима с человеческим правом женщин на достоинство, равенство и свободу от пыток, что ей нет места в современном демократическом обществе.

Я заметила, что когда я объясняла что-то подобное Элизе, у нее отвисла челюсть от удивления. Когда я закончила, она сказала, что за всю свою жизнь и за 18 лет своего формального образования она ни разу не сталкивалась с серьезной критикой секс-индустрии. Ни разу. Никогда. Она даже не знала, что подобная критика существует. Она была совершенно ошеломлена. Разумеется я рекомендовала ей книги и статьи для дальнейшего изучения, она поблагодарила меня, и в дальнейшем она посетила некоторые наши мероприятия.

Но этот разговор очень сильно меня обеспокоил. Как же это произошло? Как мог весь феминистский анализ, свидетельства и смелость выживших просто начисто исчезнуть из научного канона, словно их и не было вовсе? Похоже, это доказательство того, насколько проституция необходима для успешного существования патриархальной системы, в том числе неолиберальной капиталистической системы, надстроенной над патриархатом? Но в любом случае это показывает, до чего может дойти эта система, чтобы гарантировать, что девочки и молодые женщины не узнают о ее феминистской критике.

В проституции (и в ее отделе пропаганды — порнографии) женская сексуальность и женские тела, основа нашей личности, используются для доминирования, унижения и дегуманизации. И поскольку порно проникло во все уголки нашей культуры, это базовое угнетение влияет на нас всех.

Так что остается женщинам без феминистской критики?

Очень часто это стыд, независимо от того, осознаем мы это или нет. Так много женщин стыдятся своих тел. Стыдятся своего высокого голоса. Стыдятся своего подчиненного положения. Стыдятся, что они зарабатывают меньше денег. Стыдятся, что нас нельзя отделить от столь презренных женских тел.

Это не какая-то личная неудача. Это неизбежная реакция на текущую реальность. И чем больше мы контактируем с ней в детстве, тем глубже находятся эти раны. И теперь у нас есть массовая глобальная индустрия порнографии, которая промывает мозги нашим детям с помощью примеров мизогинной жестокости эффективнее и глубже, чем когда-либо прежде.

И это мешает женщинам сопротивляться и бороться за перемены. Потому что разговоры о реалиях проституции привлекают внимание женщин к тому, что мы предпочитаем не замечать, в особенности, это касается нашего второсортного положения недолюдей.

Возможно поэтому сейчас так много обеспеченных молодых женщин из благополучных семей, которым очень нравится рассуждать о том, то проституция — это нормальная работа. Возможно, этот их активизм за проституцию является психологическим защитным механизмом — способом отрицать правду об их собственном положении.

Но можно ли считать это личной патологией, или же она культурная?

Мы знаем по опыту, что многие, возможно, большинство молодых женщин, которые лидируют в кампании за то, чтобы переопределить проституцию как нормальную работу и декриминализировать бордели, сутенерство и покупку секса, сами никогда не были в том же положении, что и Харриет и множество других маргинализированных женщин, у которых не было другого выбора, кроме как терпеть изнасилования множества мужчин ради крыши над головой.

Вот в таком искаженном мире мы живем. Здесь огромное количество молодых женщин, в том числе студенток медицинских факультетов, которые сами могут рассчитывать на финансовое благополучие в будущем, яростно борются за то, что совершенно несовместимо с их собственным статусом и благополучием — за полную декриминализацию индустрии сексплуатации.

И нет, я не преувеличиваю, когда говорю «изнасилования». Изнасилование — это нежеланный секс, к которому кого-то принуждают помимо ее воли.

Практически повсеместно изнасилование считают, по крайней мере, в теории, серьезным преступлением. Это естественное признание того, что наша сексуальная целостность является фундаментальным аспектом нас самих, и что насилие над ней наносит уникальный вред как на индивидуальном, так и на общественном уровне.

Но в проституции женщина может 10 или более раз за день подвергаться нежеланному сексу. Каждый день. Скажите мне, может ли женщина пережить это без тотального отключения от собственного тела? Без огромного психологического ущерба?

И это подводит нас к вопросу о согласии. Для того, чтобы согласие было значимым, должна существовать возможность сказать «нет» без серьезных негативных последствий. Если выбор стоит между согласием и побоями или другими серьезными негативными последствиями, то это согласие не является значимым.

Но разве не такова реальность проституции? Она соглашается не потому, что она хочет этого мужчину, а потому что иначе ее изобьет сутенер. Или она соглашается, потому что иначе она не сможет заплатить борделю «ежедневный взнос», и у нее не останется денег на жилье и на еду для ее детей. Или она соглашается, потому что ее психика настолько травмирована сексуальным насилием в детстве, грумингом, порнографией и культурой, что она воспринимает себя исключительно как сексуальную обслугу для мужчин.

Я знаю множество женщин, которые пережили проституцию, и я говорила часами со многими из них. Большинство из тех, кто были в проституции хоть какое-то время, говорили, что пока они находились внутри, они защищали секс-индустрию, и только после того, как они вырвались и оказались в относительной безопасности, они смогли признаться себе, что они испытывали ужас от каждой встречи с проститутором, и что это на самом деле ощущается как изнасилование.

Но для того, чтобы признать эту реальность мы должны отвергнуть все наши представления о том, что значит быть хорошей девочкой, хорошей женщиной. Это значит, что мы должны сказать НЕТ мужчинам. Сказать мужчинам, что нет, у вас НЕТ права так обращаться с женщинами. Ни с одной женщиной, ни с одной девочкой. И мы будем привлекать вас к ответственности, чего бы это ни стоило.

Если мы не будем этого делать, индивидуально и коллективно, то какое будущее ждет наших внучек, их детей и их внучек? Какой будет жизнь для девочек 50 лет спустя, если мы будем следовать по этому пути, предоставим полную свободу действий индустрии, которая кормится за счет женщин и девочек и превращает мальчиков и мужчин в насильников, да еще и пользуется технологическими достижениями, которые позволяют этой индустрии расширить свой охват и деятельность до невиданных прежде размеров? Особенно с учетом того, как наша культура пропитана жестокой, садистской, мизогинной порнографией?

Прежде чем я закончу выступление, я хотела бы поговорить о последствиях всего этого.

Мы снова и снова слышим от переживших индустрию сексплуатации о том, что происходит, когда они рассказывают таким специалисткам в области психического и физического здоровья как вы о своем нынешнем или прошлом вовлечении в проституцию.

Вот что об этом говорит Шан:

«Когда я упомянула мою историю проституции психологине, она повела себя так, как будто я все это выдумала. Она просто не поверила мне, и это ужасно меня разозлило. Когда позже я обращалась за консультированием, я всегда сначала спрашивала об их взглядах на проституцию, потому что если они отвечают что-то вроде «секс-работа — это работа», то я не стану с ними говорить. Винить женщин в пережитом насилии — это непостижимая жестокость».

Не сосчитать, сколько раз я говорила с женщинами, которые жаловались на реакции со стороны консультанток, психотерапевток, психиаторок и других специалисток медицинских и помогающих профессий после того, как они признавались в нынешнем или прошлом вовлечении в секс-индустрию. Одна из самых частых жалоб — убежденность специалисток, что проституция — это «выбор образа жизни», что это странный, изолированный факт биографии, который не является сам по себе травмирующим.

Это может проявляться в таких вопросах как: Почему вы позволили этому произойти? Почему вы просто не ушли? Почему вы возвращались?

Женщины говорят, что они чувствуют осуждение, обесценивание, даже газлайтинг, как будто у них нет права быть травмированными своим опытом в секс-индустрии. Это очень похоже на то, как раньше обращались с пострадавшими от домашнего насилия, даже вопросы все те же самые. Потребовались десятилетия феминистского активизма, чтобы восприятие домашнего насилия в обществе начало меняться, хотя до сих пор предстоит огромный путь.

Очень часто специалистки в области медицины и психотерапии по умолчанию считают, что женщины, которые рассказывают об опыте проституции, полностью контролировали ситуацию и сделали полноценный выбор. Очень часто таких пациенток описывают как «слишком сложных», их образ жизни называют «слишком хаотичным», причину их проблем ищут в какой-то врожденной патологии. С большой вероятностью у них диагностируют пограничное расстройство личности или эмоционально нестабильное расстройство личности, иногда при этом им говорят, что этот диагноз не поддается лечению.

Это не только игнорирование огромной травмы, которую они пережили, это также игнорирование тех, кто несет ответственность за эту травму — мужчин, которые покупают сексуальный доступ к женщинам и девочкам, и людей, которые облегчают этот доступ и получают за это прибыль.

Это исключительно жестокая форма обвинения жертв.

Стоит отметить, что мужчинам, которые вызывают такую огромную травму, обычно не ставят нарциссическое расстройство личности или тому подобный диагноз, который мог бы объяснить их поведение и предположить, что это с ними что-то не так. По большей части, на них просто не обращают внимания, их насильственное и деструктивное поведение не признается, а потому косвенно одобряется.

Так что похоже, что принятие пропаганды лоббистов секс-индустрии о том, что проституция — это нормальная работа, в медицинских и терапевтических кругах поддерживает эту бесчеловечную систему и причиняет огромный вред как на индивидуальном уровне, так и обществу в целом. Более того, это способствует невидимости этой бесчеловечной системы и обвинениям в адрес ее жертв.

Джудит Льюис Герман, американская психиаторка, которая посвятила свою жизнь лечению травмы, написала в письме в Нью-Йорк Таймс в мае 2016 года:

«Много лет я возглавляла программу лечения для пациентов с психологической травмой. Значительная часть наших пациенток экплуатировались в проституции. И они были одними из самых травмированных пациенток, которых мы только наблюдали, они страдали от экстремальных форм ПТСР. Истории, которые они рассказывали, были ужасающими, даже для наших опытных клинических специалисток, которые были свидетельницами многих ужасов».

Различные исследования, опубликованные в рецензируемых научных журналах, подтверждают очень высокий уровень симптомов ПТСР среди женщин с опытом в проституции, который может варьироваться от 47% до 68%. Это в два раза выше ожидаемого уровня ПТСР среди солдат, которые возвращаются со службы в зоне активных боевых действий. Кроме того, ПТСР, от которого страдают эти женщин, обычно является более сложным, чем у ветеранов боевых действий.

Герман, как и многие другие, показали, что женщины могут восстановиться после подобной травмы при условии подходящей практической и психо-социальной поддержки. Но без признания этой травмы, которую пережили женщины, их перспективы гораздо более мрачные.

Также существует потребность понять вред, который причиняет потребление порнографии и покупка проституции.

Сейчас уже широко признается такое явление как проблематичное потребление порно, особенно среди молодых мужчин, которое связано с проблемами физического и психического здоровья и риском совершения преступлений сексуального характера. Покупка секса также связана со склонностью к сексуальным преступлениям.

Проблематичное потребление порно признается Всемирной организацией здравоохранения как компульсивное сексуальное поведенческое расстройство. Согласно данным исследований, оно связано с изменениями в головном мозге. Все больше людей обнаруживают, что они не могут контролировать потребление порнографии, даже если они считают, что оно негативно влияет на их отношения, работу, повседневную жизнь и вызывает сексуальные проблемы. Также высказывается предположение, что рост суицидов среди молодых мужчин, который мы наблюдаем, в том числе, может быть связан с проблематичным потреблением порно.

К сожалению, большинство специалистов плохо понимают проблему потребления порно. Например, в статье Guardian говорится:

«Джеймс пытался получить помощь в университете, когда понял, что смотрит порнографию, чтобы справиться с давлением от дедлайнов, но это лишь приводит к еще большему затягиванию с учебой. Он обратился к консультантке по вопросам отношений: «Я готовился к тому, чтобы впервые в жизни заговорить про свою зависимость от порно, и я очень нервничал, а та женщина такая: «Почему же ты просто не перестанешь это смотреть?» Она от меня отмахнулась».

Нравится нам это или нет, но сейчас мы стали свидетельницами того, как современная индустрия сексплуатации привела к огромным социальным и культурным сдвигам, и она обладает практически неограниченным потенциалом разрушить жизни всех нас. Это требует смелого и целостного ответа. Он должен начаться с откровенного понимания того, что такое индустрия сексплуатации, и как она влияет на разные демографические группы — на девочек и молодых женщин, на мальчиков и молодых мужчин, на родителей, на тех кто работает с детьми и молодежью.

Фантазии лоббистов о том, что «секс-работа — это такая же работа» — просто пара розовых очков. Не ведитесь на это.

Источник: Nordic Model Now

Поддержите проект: Если вы считаете важными такие материалы, и у вас есть такая возможность, вы можете поддержать работу этого сайта с помощью доната или подписки на Boosty.