Это текст выступления Челси Геддес во время конференции «Студентки на продажу: инструменты для сопротивления», которая прошла в Лондоне 15 октября 2022 года.

Доброе утро, Лондон! Меня зовут Челси Геддес. Я приехала с другого конца света, чтобы поделиться с вами знаниями о том, что представляет собой проституция на самом деле.

Я могу быть эксперткой по проституции, поскольку я провела в этой индустрии более 20 лет. Вы наверняка слышали, что в Новой Зеландии была проведена «самая лучшая» и «самая прогрессивная» реформа в отношении проституции. В 2003 году секс-индустрия была полностью декриминализирована. Нам сказали, что корень всей эксплуатации и вреда от проституции — это криминализация.

В результате декриминализированная проституция начала агрессивно продвигаться среди девочек как «секс-работа», как равный обмен между взрослыми людьми по согласию, как безобидное развлечение для мужчин, даже как «эмпауэрмент» и новые возможности для женщин.

Но на самом деле это не так.

В подростковом возрасте я читала объявления о работе в стриптиз-клубах и борделях. Они публиковались в обычных разделах о работе в газетах. На фоне остальных объявлений о работе они привлекали наибольшее внимание. Клуб «Showgirls» в Окланде, моем родном городе, набирал «танцовщиц в купальниках». Утверждалось, что купальник снимать не придется, а чаевых будет очень много. Не нужно никакого опыта или умения танцевать, просто «легкие деньги».

«Femme Fatale», крупнейший и самый известный бордель Окланда, если не всей страны, размещал объявления о поиске массажисток, готовых «тесно общаться с дружелюбными джентельменами». Никакого опыта не требуется. Они обещали до 2000 долларов за смену, и что они станут «ступенькой к чему-то большему и лучшему». Другие объявления о работе не шли ни в какое сравнение. Они требовали квалификацию, опыт работы и предлагали меньше денег.

На такую «работу» принимали только с 18 лет, но меня начали проституировать еще до того, как мне исполнилось 15. Это происходило в маленьком компьютерном магазине рядом с моей школой, который принадлежал педофилу Брайану Эдварду Авенту. Он подобрал меня после того, как я стала бездомной.

Видите ли в Новой Зеландии один из самых высоких уровней домашнего и семейного насилия среди развитых стран, и моя жизнь дома была полна насилия. Я была «хорошей девочкой», круглой отличницей, но мои родители были крайне старомодными и строгими.

Все развлечения моих подруг были для меня недоступны. Когда родители наказывали их, то им запрещали гулять и заставляли сидеть дома. В моем случае это было бы невозможно — мне разрешалось выходить из дома только для посещения церкви и школы. Все мои наказания были побоями.

Я не имела представления о том, что за люди могут поджидать меня во внешнем мире. Я просто чувствовала, что ни с кем больше не обращаются так, как со мной. Все мое тело было покрыто синяками, и с моей точки зрения родители были главной опасностью в моей жизни. Однажды я украдкой сбежала из дома, просто чтобы пообщаться с подругами. За это меня, наконец, выгнали на улицу. Я решила, что родители мне все равно не нужны.

Я не хотела бросать учебу в школе, и мне нужен был взрослый, который бы обеспечил мне крышу над головой. Оглядываясь назад, я должна была отправиться прямиком в службу защиты детей, где меня направили бы в приемную семью. Но я была ребенком, и я не хотела никаких новых родителей. Я была уверена, что смогу сама о себе позаботиться, нужно лишь найти место для жилья. Я ужасно скучала по своей кошке, но я не могла забрать ее к себе. Школьный друг познакомил меня с Брайаном.

Впоследствии Брайана осудили за 47 эпизодов сексуального насилия над 14 мальчиками в возрасте от 9 до 16 лет. Мне было 16 лет, когда его арестовали, но мне даже в голову не пришло, что я тоже пострадала от насилия этого мужчины, ведь без него я была бы бездомной. У меня не было родителей, и мне некуда было идти. Я планировала, что когда у меня появится возможность съехать, я принесу в полицию его частную коллекцию видео с его преступлениями, но для этого мне нужно было найти работу и новое жилье. Так я получила ярлык «проститутки». Я читала объявления о работе каждый день, пока не решила, что «танцовщица в купальнике» — это и есть моя возможность сбежать.

Брайан подвергал меня сексуальному насилию сам, а также он использовал меня, чтобы заманивать мальчиков. Он заставлял их «практиковаться» в сексе на моем теле и снимал это на видео. Это было неприятно, невыносимо, тошнотворно, но я терпела.

Он также пытал меня психологически. Я была единственной девочкой, и он использовал мое еще растущее женское тело как циркового уродца, поощряя мальчиков смеяться над ним. Каждый день меня унижали. Я мылась в раковине в туалете, потому что если я пользовалась душем в ванной, то я потом находила работающую камеру, которая снимала, как я моюсь, брею ноги или ковыряюсь в носу. Он показывал эти видео мальчикам, и они все смеялись надо мной, разглядывая и комментируя мое обнаженное тело.

Я была шуткой.

Я сосредоточилась на диетах, чтобы стать более худой, чем Кэйт Мосс, к тому времени, когда мне исполнится 18 лет, и я устроюсь в «Showgirls» танцовщицей в купальнике. Я и правда стала настолько худой, весила 46 килограмм — добилась поставленной цели. Я думала, что я буду гламурной, вроде танцовщиц Лас-Вегаса по телевизору — с огромными перьями, перед улыбающимися людьми за столиками, которые будут давать мне кучу денег только за то, что я так роскошно выгляжу.

Тогда жизни с постоянным насилием придет конец, а у меня появится новое будущее. Я планировала окончить школу, а потом поступить в университет. Заработать столько денег, чтобы мне не пришлось брать студенческий кредит и залезать в долги. Я хотела получить степень бакалавра по физике и найти достойную карьеру. В мой план также входило замужество в 21 год, степень магистра и покупка дома. Все мои жизненные планы.

Однако стриптиз-клуб не был ни гламурным, ни роскошным, и никто не хотел забрасывать меня деньгами. Я начала танцевать на столах в крошечном купальнике и густом макияже для пьяных, грубых, лапающих меня мужиков, чьи сигареты не раз обжигали мне задницу, и они постоянно требовали «приватный танец».

Как оказалось, вопреки объявлению, зарабатывать не снимая купальника было невозможно. Для реального заработка нужно было ходить с этими парнями в крошечную комнату без свидетелей и снимать с себя всю одежду. Это касалось всех девушек.

А раз уж ты теперь это делаешь, то придется и полностью раздеваться на сцене перед толпой. Единственная инструкция по самим танцам, которую я получила, сводилась к «танцуй под три песни так, чтобы под конец остаться голой». Менеджеры требовали очень много и забирали 20% наших чаевых. Зарплаты у нас не было.

Когда курить в барах запретили, я начала курить, потому что это была единственная возможность одеться и выйти на улицу, чтобы отдохнуть.

Мужчины были хуже всего. Они держали 1 доллар клуба (у клуба была своя валюта) и спрашивали: «Что ты сделаешь за это?» И это после того, как я станцевала перед ними голой. И чего еще они ожидали от меня за свой жалкий доллар (он стоил 50 пенсов настоящих денег)? Они нападали на девушек и засовывали палец в них прямо на сцене или хватали их за грудь. Иногда девушкам подсыпали наркотики в напитки, угроза изнасилования была постоянной.

В то время я познакомилась со своим парнем, который дружил с одной из официанток. Он тратил все мои деньги и никак не помогал мне оплачивать жилье и счета. У меня были планы, так что я уволилась и устроилась в «Femme Fatale», чтобы «тесно общаться с ДРУЖЕЛЮБНЫМИ джентельменами, зарабатывать 2000 долларов за смену, ради ступеньки к чему-то большему и лучшему».

Смены у них были по 12 часов. Мужчины платили 250 долларов, из которых клуб забирал 150. Потом клуб брал с меня 40 долларов за смену, 40 долларов за рекламу и 20 долларов за презервативы и смазку. Это значит, что за первого «клиента» за смену я вообще ничего не получала. Это были стандартные условия.

Дружелюбных джентельменов там не было. Там были насильники. Несмотря на то, что тебе и так приходится заниматься с ними сексом, они постоянно давили на тебя и принуждали тебя к большему.

Они тайком снимали презервативы, пытались силой поцеловать тебя, засовывали язык тебе в глотку, как можно больнее кусали за шею и соски, шлепали со всей силы и матерились на тебя. Они требовали скидок. Они хотели сделать это два, три, четыре раза, но не хотели платить в два, три или четыре раза больше.

Я читала брошюры и буклеты, которые издавал NZPC — это «Коллектив проституток Новой Зеландии». Предполагается, что они были нашим «профсоюзом работниц».

Основной посыл состоял в том, что если мы сможем убедить мужчин в том, что мы профессионалки, которые предоставляют услуги на «такой же работе», то мужчины будут лучше с нами обращаться, мы не будем страдать от «стигмы». Потому что весь вред, которому мы подвергаемся — это следствие только стигмы.

Это не работало.

Вежливость, профессиональное поведение, эффективное «выполнение работы» лишь приводили к тому, что мужчины жаловались, что у тебя «клинический» подход, и требовали деньги обратно. Нельзя было вести себя «клинически», потому что это не клиника, а я не медработница, а эти мужчины вовсе не ждут услуг как на любой другой работе.

Им была нужна возможность сексуально домогаться, оскорблять, насиловать и унижать красивых молодых женщин, и они были готовы заплатить, чтобы им ничего за это не грозило. Хотя и это они делали нехотя. Мне платили за то, чтобы мужчины доминировали надо мной, чтобы они получали возможность делать со мной все, что хотят, в то время как я отчаянно пыталась минимизировать вред для здоровья, защитить себя от травм, удержать крупицы человеческого достоинства.

Во время этой постоянной борьбы мне полагалось потакать этим мужчинам и врать, что они мне интересны, и что я не испытываю к ним всепоглощающего отвращения. Особенно когда они специально говорили что-то, чтобы меня расстроить. Нельзя было допустить, чтобы они заметили, что им это удавалось.

Они удовлетворяли за мой счет жажду власти, за этим и приходили.

И при всех этих «жалобах» у меня много лет был самый высокий рейтинг среди женщин в «Femme Fatale».

Во время оживленных смен у меня было семь или восемь мужчин. Мои гениталии были покрасневшими, воспаленными и опухшими. Никто не зарабатывала 2000 долларов за смену. И даже в конце смены, когда нам выплачивали деньги, не было гарантий, что нам действительно заплатят. Они могли просто написать записку, что они должны нам такую-то сумму. Это делалось, чтобы побудить нас выйти на следующую смену. Иногда это продолжалось очень долго, и я переживала, получу ли я деньги вообще.

Уродливые, вонючие, толстые, нетрезвые мужики лежали на мне, их пот капал мне на лицо и попадал в глаза. У меня были ушные инфекции, потому что я отворачивалась, когда они пытались меня целовать, и их слюни попадали мне в уши.

Оставалось только снова и снова твердо заявлять о своих границах, одновременно стараясь их не разозлить. Один парень сильно ударил меня по заднице, и в тот день я не удержалась и залепила ему пощечину. Он закатил истерику на ресепшене, требуя вернуть ему деньги, в то время как я орала на него в коридоре: «Тебе не стоит бить людей, если ты не ожидаешь сдачи». Деньги ему вернули, так что за то, что он со мной делал, я не получила никакой платы.

С некоторыми было легче, чем с другими, но по сути они все были одинаковыми. Они покупали мои человеческие права на телесную неприкосновенность, безопасность, свободу самовыражения и свободу от пыток.

В комнатах борделей висят экраны с трансляциями порно, и это поощряет мужчин требовать от нас самых разных странных, опасных, негигиеничных и унизительных действий с нашими телами, потому что они видят, как другие несчастные девушки терпят это на экране.

Я научилась принимать самую болезненную для моего тела позу, потому что чем больнее мне было, тем быстрее они кончали, и тем быстрее я могла выставить их за дверь.

Я занималась вычислениями в уме, чтобы отвлечься от того, что со мной делают. Так что считала, на сколько часов меня на данный момент заказали, сколько денег я получу, сколько у меня останется после выплат, что я куплю на эти деньги, сколько денег мне еще нужно, сколько это в количестве заказов. Я незаметно смотрела на часы и считала оставшиеся минуты.

Я шла домой и ложилась в кровать, мне мерещились сотни мужских лиц, сливавшихся в одно лицо перед моими глазами, они нависали надо мной, я просыпалась из-за них. Я пыталась кого-то пинать и бить кулаком во сне. Когда однажды я ночевала у подруги из борделя после смены, я увидела, что она делает то же самое.

После декриминализации в новозеландских борделях женщинам начали говорить, что они «независимые предпринимательницы», которые несут ответственность за уплату своих налогов, но у них нет никаких свобод, которые в норме есть у независимых предпринимателей. Они не устанавливают цены, они не выбирают, когда и где они будут «работать», не могут отбирать «клиентов». Если заподозрят, что ты «работаешь» самостоятельно, не выплачивая борделю его долю, то тебя уволят или украдут часть твоих выплат.

Я была в еще одном борделе под названием One33, там менеджеры оштрафовали меня на сотни долларов за курение сигареты в машине на стоянке. Хотя машина принадлежала другой девушке из клуба, и мы сидели в ней, потому что шел дождь.

Этот бизнес лжет. Он заманивает вас, обманывает вас, удерживает вас в ловушке.

Женщины в борделях считаются работницами, вот только никаких прав работников они не получают. Никакой медицинской страховки, никаких компенсаций за несчастные случаи и травмы на рабочем месте, никаких больничных, никакой гарантированной зарплаты. Ничего.

В руководстве NZPC есть таблица с вопросами, чтобы определить, работница ли вы или независимая предпринимательница. Но единственный способ решить проблему — это обратиться в суд. Насколько мне известно, пока что никто этого не делала. Да и кто этого захочет? Тем более, что есть вероятность, что решение вынесут не в вашу пользу, и вам придется заплатить задним числом налоги за предпринимательскую деятельность, а на это у вас денег нет.

После декриминализации в борделях Новой Зеландии полиция никому не помогает. Мужчины буквально могут делать что угодно, и пока они никого не убили, им ничего за это не будет.

Я ходила в полицейский участок после того, как очень крупный мужчина, который оскорблял совсем молоденькую девочку в нашем холле, ударил меня по голове, и у меня было сотрясение мозга. Девочка сидела и дрожала от ужаса. Я потребовала оставить ее в покое, он рассмеялся и ответил: «Умереть захотела?» Я подошла и сказала: «Да».

Полицейский участок находился совсем неподалеку от борделя, так что я пришла в него с кружащейся с головой и еще несколькими девушками и рассказала о нападении. Он еще и кошелек мой украл. Они даже пальцем не пошевелили, отправили нас восвояси, посоветовали посмотреть в мусорных баках, может быть, там лежит мой кошелек.

У моей лучшей подруги была передозировка от наркотика, который ей подмешал мужчина, заказавший ее. Потом он запаниковал и тоже передознулся, а может быть он планировал передозировку с самого начала или просто не рассчитал дозу. Их обоих нашли в комнате без сознания. Моя подруга не дышала, а администраторша плакала, но отказывалась звонить в скорую, потому что боялась, что в бордель вызовут полицию.

Похоже, правило номер один владельцев борделей: «Никогда никакой полиции». Признак порядочных и легитимных бизнесменов, верно?

По счастью, одна из девушек все равно вызвала скорую. У моей подруги была клиническая смерть в машине, но ее дважды реанимировали. Они оказались в реанимации и выжили. В новостях появилась крошечная заметка про приезд скорой в бордель, без каких-либо деталей.

От NZPC последовала официальная реакция: «Надеемся, что этим утром все уже чувствуют себя лучше». Кого волнует, что если следовать внутренним правилам борделя, то наутро были бы два трупа. Кого волнует, что на следующий день моя лучшая подруга вернулась домой, где ее за это избил ее парень. Она по сей день остается в ловушке проституции, несмотря на университетский диплом, потому что у нее развилась зависимость от кустарного героина — так она пыталась облегчить боль от проституции.

Надо отметить, что учиться в университете одновременно с проституцией практически невозможно. Ведь ты остаешься в этих условиях до шести утра, всю ночь не спишь, а днем тебе тоже нужно бодрствовать. Друзей среди однокурсников тоже не завести — ты не сможешь ходить на вечеринки вечером в пятницу или субботу, ведь в это время у тебя самые большие заработки. Иногда ты употребляешь наркотики вместе с бандитами только потому, что пусть лучше он делает это и болтает с тобой, чем окажется на тебе.

Бандиты — это завсегдатаи всех борделей Окланда. Они специально хотят подсаживать проституированных женщин на наркотики, чтобы потом можно было зарабатывать на этих женщинах. Потом они берут за наркотики больше денег, чем платили за возможность их насиловать.

Декриминализированная проституция также негативно влияет на проституированных женщин вне проституции как таковой. Был период, когда я ненадолго вышла из проституции ради отношений с мужчиной, который говорил, что любит меня, и думала, что тоже его люблю. Однажды он напал меня и душил, прижимая к стене, потому что я отказалась одеваться «как шлюха» и позволять себя унижать.

Через два дня после удушения у меня был микроинсульт, на шее остался огромный синяк в форме руки. Полиция выдвинула обвинения, но в суде мой бывший парень заявил, что я сексуальная извращенка, которой нравится, чтобы ее душили, и это был просто несчастный случай во время секса. Он упомянул о том, что я была в проституции, как доказательство того, что эта его история правдива.

Мне, в свою очередь, было не позволено упоминать о том, что, как я узнала, предыдущие партнерши обвиняли его в домашнем насилии. И мне не было позволено говорить о том, что он нарушил условия после ареста, потому что он преследовал меня и выпивал. Но поскольку проституция декриминализирована, он мог использовать ее как оружие против меня в суде.

Присяжные признали его виновным, но он был приговорен лишь к трем месяцам домашнего ареста. Я могла умереть, и в этом случае я не смогла бы защищаться от этих обвинений, возможно, тогда бы он был полностью оправдан.

Студентки — это излюбленные мишени для секс-индустрии. Они молоды и привлекательны, они часто находятся в сложной финансовой ситуации, особенно если у них нет поддержки семьи, и они только начинают жить независимой жизнью. К тому же, они очень целеустремленные.

Машина пропаганды секс-индустрии угрожает успеху целого поколения женщин. Мы говорим о молодых женщинах на пороге успеха, которые мечтают о реальных карьерах в областях, которые им интересны, в которых у них есть таланты. Секс-индустрия пытается украсть у них этот успех, превратить их в машины для мужских оргазмов.

Сколько бы вы ни планировали заниматься проституцией изначально, вы застрянете в ней надолго. Это признает даже NZPC. Вы не будете приобретать навыки или опыт настоящей работы, у вас не будет никакого прогресса, никаких повышений.

Жизнь, которую вы заслуживаете, пройдет мимо. У вас не будет безопасности, финансовой стабильности, множества друзей и здоровых отношений.

Нет никакой «ступеньки» к чему-то большему и лучшему.

Типичный опыт при выходе из проституции — это чувство огромных бессмысленных трат. Вы так много страдали, и ради чего? У вас нет того диплома и того дома, о которых вы мечтали, когда пришли в секс-индустрию. Чем вы вообще будете теперь заниматься? Как вы объясните, почему так долго не работали, на собеседовании? Интеграция обратно в общество — это непростая задача, а пособия по безработице не рассчитаны на то, чтобы вы долго держались на плаву. Они существуют не для этого, и на них не проживешь.

Однажды, когда я еще была в проституции, я осознала — я бросила университет, я ничего не добилась из моего изначального жизненного плана, и вот уже многие годы все мои цели сводятся к простому выживанию. Я решила найти новое жилье, где-нибудь, где не нужно бояться грабителей каждую ночь, и обратиться к психиатру.

Я хотела вернуть себе свои цели, снова попробовать учиться в университете, но только после того, как я разберусь, что же со мной не так, и что помешало мне добиться успеха в первый раз.

Ведь «секс-работа» считается такой же работой, как и любая другая, и даже многие так называемые феминистки громко нахваливают себя за то, что они ее защищают. Получается, для моих неудач нет явных причин, это со мной что-то не так.

Я читала статьи по психологии онлайн, пытаясь разобраться в проблеме самостоятельно. В итоге я решила, что у меня синдром дефицита внимания или что-то похожее, и поэтому у меня возникли проблемы с учебой. Но ведь раньше я была круглой отличницей, у меня были самые лучшие оценки в старших классах. Проблемы с учебой возникли только в университете.

К сожалению, чтобы позволить себе поиски лечения, я начала еще чаще выходить на смены в борделе — психиатры стоят дорого. Во время десятиминутной встречи я сказала психиатру, что подозреваю у себя синдром дефицита внимания. Он сказал, что нет, его у меня нет. Я предположила, что у меня может быть пограничное личностное расстройство. С этим он согласился. Психиатр рекомендовал консультации у психолога, который специализируется на диалектической поведенческой терапии. Это такая разновидность когнитивно-поведенческой психотерапии.

Я попросила направить меня к кому-нибудь, кто не будет меня осуждать за занятие проституцией. Мне подобрали очень дружелюбную женщину, которая сразу же заверила меня, что это мой выбор, и она явно была уверена, что я с этим тут же соглашусь. Но я молчала. Я просто не знала, что на это сказать.

Потом я очень много думала об этой ее фразе. Я поняла, что это массовая пропаганда, которая существует для перекладывания вины с насильников на жертв насилия.

Потому что, когда говорят «это выбор женщины», на самом деле подразумевают «поэтому это ее вина».

Я начала читать о проституции онлайн, и я начала говорить онлайн о том, о чем мне не позволялось говорить в реальной жизни, о своих жизненных обстоятельствах и о проституции.

Я узнала, что я подхожу под критерии жертвы торговли людьми с целью сексуальной эксплуатации согласно международному Палермскому протоколу. Это конвенция ООН по борьбе с торговлей людьми. Из сотен женщин, которых я встречала в проституции, большинство, если не все, подходили под эти критерии.

Однако правительство Новой Зеландии явно этого не понимало.

Они решили декриминализировать все, что происходит с женщинами и девочками в проституции. Они закрыли на них глаза и отказались от какой-либо ответственности за них — своих собственных гражданок.

Я начала выступать против проституции примерно с 2009 года. Я смогла полностью выйти из проституции в 2021 году. Я хотела бы бороться за то, чтобы моя страна приняла Шведскую модель, которая отражает реалии проституции как сексуального насилия и эксплуатации. Эта модель привлекает насильников (сутенеров, торговцев людьми, покупателей) к уголовной ответственности и позволяет пострадавшим добиться справедливости. При этом пострадавшим предоставляется социальная помощь и поддержка, а не газлайтинг, когда их убеждают, что с это с ними что-то не так, раз они не чувствуют «эмпауэрмента» от мужского насилия.

Мне было 14 лет, когда в нашей стране была проведена реформа проституции 2003 года, и я никогда не слышала про Шведскую модель. Казалось, что есть только два варианта — преследование проституированных женщин или декриминализация всей проституции. Считалось, что третьего не дано. Я знала, что я не преступница, и что я не совершала никаких преступлений против других людей. Мне не приходило в голову, что система может быть действительно на нашей стороне.

NZPC — это организация, которая была создана специально для борьбы за полную декриминализацию. Они не предлагают никакой информации о Шведской модели проституированным людям, для которых они якобы работают.

Все проституированные люди, с которыми я говорила о Шведской модели, никогда не слышали о ней раньше. За исключением опасений, что тогда они будут получать меньше денег, и что они все равно могут застрять в секс-индустрии, они все соглашались с тем, что по большому счету это правильный подход к проституции.

У NZPC есть книга «Руководство новых работников», которую они раздают даже несовершеннолетним. Там есть страницы с советами о том, как терпеть анальный секс, которого ты не хотела. Там есть страницы, где негативные последствия сексуального насилия называют выдуманным диагнозом — «синдром выгорания секс-работников». Это все промывка мозгов женщинам, чтобы они терпели тяжелое насилие.

Я здесь, потому что я хочу, чтобы жители Великобритании постарались разобраться в этом сами, услышали голоса проституированных женщин при полной декриминализации.

Пожалуйста, не совершайте ту же ошибку, что и Новая Зеландия.

Источник: Nordic Model Now