Я не могу сосчитать, как часто женщины, с которыми я работала, выражали свой гнев и недовольство из-за того, как психологи, психотерапевты, медицинские и социальные работники реагировали на информацию о том, что сейчас или в прошлом они были вовлечены в секс-индустрию.

Одна из самых распространенных жалоб — специалисты считают проституцию добровольным «образом жизни». Они воспринимают это как необычный, но изолированный факт из жизни клиентки, который не является сам по себе травматичным. Подобное отношение может проявляться в таких вопросах как: «Почему вы позволили этому произойти?», «Почему тогда вы просто не ушли?», «Почему вы продолжали туда возвращаться?»

Женщины говорят о том, что они сталкивались с осуждением, обесцениванием, даже с газлайтингом — как будто у них нет права быть травмированными опытом в секс-индустрии. Это не может не беспокоить. Судя по всему, существует систематическая ошибка специалистов в отношении базовой цели психотерапии — они не предоставляют клиенткам безопасное пространство для исследования и проработки своего опыта, чтобы облегчить свое бремя и, как можно надеяться, начать жить более удовлетворительной и здоровой жизнью.

Подобные свидетельства женщин очень напоминают то, как раньше относились к пострадавшим от домашнего насилия — даже вопросы задают те же самые. Понадобились десятилетия феминистского активизма, чтобы изменить подход к домашнему насилию, хотя все еще предстоит сделать очень многое. Есть много причин, почему изменения наступают так медленно. Возможно, одно из главных объяснений — нежелание специалистов осознавать и признавать огромные страдания, которые существуют за фасадом нашего общества. Нежелание признать, что огромное количество вроде бы порядочных и уважаемых граждан издеваются и причиняют огромный вред женщинам и детям в своих собственных домах.

Подобная динамика существует и в отношении проституции — нежелание осознать и признать огромные страдания, и что причиняют эти страдания не несколько одиноких чудаков, а люди, которых мы хорошо знаем, рядом с которыми мы работаем.

Сексуальный интерес к именно этому человеку, а не к кому-то другому, в данный момент времени — это нечто глубоко личное по определению. Уважение сексуальной автономии других людей — это фундаментальный принцип функционирования здорового общества. Не имеет значения, если вас переполняет сексуальное влечение к кому-то — если другой человек не заинтересован, то это только ваша проблема. Примите холодный душ, займитесь йогой, или что вам обычно помогает. В нашем обществе больше не считается, что если женщина вступает в брак, то она предоставляет мужу пожизненное право на сексуальную активность с ней, когда и где ему захочется.

Принуждение к сексу тех, кто этого не хочет — изнасилование, как правило, считается серьезным преступлением. Это признание того, то наша сексуальная целостность является неотъемлемой частью нас самих, и что любое насилие, нарушающее ее, причиняет уникальный и огромный вред.

Мы знаем, что нежелательный секс причиняет огромный ущерб отдельным людям и обществу. Но мы тут же забываем об этом, если он связан с деньгами. Каждый из нас знает, что невозможно вызвать у себя сексуальный интерес к кому-то по желанию. И в то же время миф о том, что «секс-работа — такая же работа» продолжает упорствовать. Как будто сексуальный контакт со случайным незнакомцем не отличается от того, чтобы подать незнакомцу гамбургер. И как будто интимная близость и необходимость изображать несуществующий сексуальный интерес с чередой незнакомцев не приведет к разрушительным последствиям — даже при наличии какого-то подобия выбора.

Но если проанализировать эту идею выбора, то она окажется совсем не тем, чем кажется, особенно сейчас, в эпоху засилья порноиндустрии. Это прекрасно описывает Сара, которая была вовлечена в проституцию в возрасте 18 лет:

«Когда ты начинаешь заниматься проституцией, это может показаться важным решением, но для многих девочек это практически неизбежность. Для многих девочек вся разница между жизнью до и после проституции — это появление платы. Я видела порно с очень раннего возраста, и это сформировало мои представления о том, что ценится в женщине, и что мужчины хотят от женщин. С течением времени это убеждение глубоко укоренилось, потому что подтверждалось на практике».

«После нападений и изнасилований в течение детства и подросткового возраста, после того как я делала минет за проезд на автобусе в старших классах, после того как мужчины-партнеры годами делали порнографические фото со мной и подвергали меня унизительным и болезненным актам, которые они видели в порно… во время надругательства над твоим телом подобные уроки проникают глубоко в психику».

Не выбор «образа жизни»

Очевидно, что опыт Сары уникален, но массовый контакт с онлайн-порнографией в раннем возрасте и огромное влияние порно на мейнстримную культуру имели однозначные и хорошо задокументированные в исследованиях последствия. В частности, мальчики начали чаще домогаться и подвергать сексуальному насилию девочек, и подростки начали раньше практиковать сексуальные отношения.

Если добавить к этому экономическую депривацию, пропаганду «секс-работы» как «такой же работы», хищнические практики сутенеров, тяжелое финансовое положение студенток — все это создает условия, в которых невозможно говорить о том, что молодые женщины «делают свободный выбор», когда начинают заниматься проституцией.

Несмотря на это специалисты часто приписывают этим женщинам полный контроль и считают, что это их личный выбор. Очень часто такие женщины получают ярлык «слишком трудных» клиенток психотерапии, которые ведут «слишком хаотичный» образ жизни, и причина их многочисленных проблем находится в них самих, а не в обстоятельствах их жизни.

Очень часто им ставится диагноз «эмоционально неустойчивое расстройство личности», при этом иногда им говорят, что им мало чем можно помочь. Такой подход не только игнорирует огромную травму, которую они пережили в проституции, это позволяет специалистам игнорировать тех, кто несет ответственность за эту травму — мужчин, которые покупают сексуальный доступ к женщинам и девочкам, и людей, которые организуют этот доступ и наживаются на нем.

Научные исследования говорят о том, что травма в результате продолжительного сексуального насилия приводит к симптомам, которые почти полностью совпадают с «эмоционально неустойчивым расстройством личности».

Травма не является патологией — это естественные, рациональные, валидные и оправданные реакции на сексуальное надругательство. Но отсутствие признания их реальности и легитимности затрудняет выздоровление.

Для иллюстрации того, как эти проблемы выглядят на практике, я предлагаю описания двух случаев. Первый случай показывает, как несколько вроде бы благожелательных специалистов отказывались признать и рассмотреть травму, неизбежно связанную с проституцией. Второй случай показывает, как подход, основанный на информации о травме, может привести к более позитивному исходу.

Исследование случая: «Джейн»

Джейн было 20 с небольшим, когда серия неподконтрольных ей событий привела к огромной задолженности по квартплате и угрозе выселения. Она была в ужасе от перспективы стать уличной бездомной, так что она занялась проституцией, чтобы оплатить долг и сохранить крышу над головой.

В течение этого периода Джейн попала в экстренную психиатрическую службу в связи с суицидальным кризисом. Узнав, что ей грозило выселение, и она занимается «секс-работой» для оплаты квартиры, сотрудник психиатрической службы спросил, угрожает ли ей выселение из-за того, что она занимается этим на дому.

Джейн сообщила, что она эскортница, которая приходит на дом к мужчинам или сопровождает их на «вечеринках», и она не нарушала никаких правил съема жилья. Она объяснила, что у нее появились суицидальные мысли из-за проституции, и что ей хотелось бы прекратить этим заниматься, но она все еще отчаянно нуждается в деньгах. Ей не предложили никакой поддержки или рекомендаций, никто не выразил никакой обеспокоенности в отношении ее безопасности. Специалисты пришли к выводу, что у нее нет риска немедленного суицида, и они отправили ее домой.

В течение следующего года Джейн проходила психотерапию в государственной службе здравоохранения. Психотерапевт утверждал, что бисексуальность Джейн и ее вовлеченность в «секс-работу» — это проявления ее нестабильного отношения к собственной сексуальности. Несмотря на утверждения Джейн об обратном, психотерапевт продолжал настаивать, что у нее было внутреннее стремление заняться проституцией. Он полностью игнорировал социо-экономические факторы, которые привели Джейн к вовлечению в секс-индустрию, и часто повторял, что это проявление ее собственных желаний, связанных с ее собственной сексуальностью.

Через 1-2 года после того как Джейн, наконец, смогла выбраться из секс-индустрии, она нашла частного психотерапевта, который владел подходом на основе информации о травме.

Он поддерживал ее, когда она рассказывала о насилии в детстве, изнасиловании в юности и о ятрогенном вреде, который она испытала из-за предыдущих психиатрических вмешательств.

Тем не менее, когда она попыталась говорить о своем опыте в проституции, психотерапевт заявил: «Не беспокойтесь. Я не буду вас осуждать. Я позитивно отношусь к сексу». Она поняла это так, что он придерживается идеи «секс-работа — это такая же работа». Это помешало ей говорить о травме, которая неизбежно была связана с каждым эпизодом проституции.

Она чувствовала, что ее слышат и поддерживают, когда она рассказывала про отдельных «плохих клиентов», которые начинали вести себя агрессивно, но она не могла артикулировать, что проституция не имеет никакого отношения к сексу или сексуальности, а скорее, по ее словам: «…это повторяющееся отстранение от своего тела, диссоциация, чтобы позволить мужчинам делать с тобой все, что они хотят, когда каждая такая встреча оставляет у тебя чувство отчуждения от тела, от себя самой, от своей идентичности, от собственной ценности, от возможности быть в безопасности внутри собственного тела».

Джейн все еще не нашла психотерапевта, с которым она могла бы полностью проработать травму, пережитую в проституции.

История случая: «Наоми»

Наоми пару лет практиковала БДСМ, когда развод привел ее к финансовому краху и бездомности. Поскольку она отчаянно нуждалась в деньгах, она обратилась к секс-индустрии и была вовлечена в нее несколько лет, главным образом, в области фетишей/БДСМ.

Близкая родственница заметила резкое ухудшение ее психического здоровья. Когда она поняла, что причиной было ее вовлечение в проституцию, она организовала для нее принудительную госпитализацию.

Психиатрическое отделение, в котором она оказалось, практиковало один из психотерапевтических подходов, учитывающих травму. Он подразумевал анализ личных обстоятельств жизни человека, например, жилья и экономической ситуации, прошлой травмы и опыта насилия. В рамках подхода психиатры не просто ставят диагноз и назначают препараты, после чего отправляют людей в те же условия, но пытаются критически проанализировать, что вызывает трудности в их жизни.

Первоначально Наоми злилась на принудительную госпитализацию. Медбрат попросил ее рассказать, что произошло и почему она злится. Он предложил записать это, и она согласилась. Он внимательно прочитал то, что она написала, и предпринял практические шаги в отношении некоторых проблем, которые она указала.

По словам Наоми, это стало для нее поворотным моментом. Кто-то обратился к ней, когда она злилась и была, по ее словам, «в состоянии психоза», и он не просто внимательно слушал, что она говорит, но и реагировал на ее слова соответствующим образом. Это стало фундаментом для ее выздоровления. Если бы он сказал, что они не могут ничего сделать с указанными ею проблемами, и они не могут их выслушивать, все было бы иначе.

Она нашла индивидуальную психотерапию, которая ей очень помогла, групповая психотерапия оказалась для нее менее полезной. Одна из женщин в психотерапевтической группе также была в секс-индустрии, и она говорила о ней очень позитивно, доминируя в дискуссии, и модератор не ограничивал ее во времени. В результате, для Наоми было невозможно говорить о своем опыте.

Когда я говорила с ней, она обсуждала, что то, о чем ты можешь или не можешь говорить во время консультаций (и во многих других ситуациях), по большому счету, зависит от того, хотят ли и готовы ли люди тебя слушать. В качестве примера она приводит один разговор с ее психиатром.

Психиатр спросил ее о значении ее многочисленных татуировок. В ответ она привела буквальные объяснения каждой татуировки и не раскрыла их реальные значения и личный смысл. Пока она находилась в проституции, она была убеждена, что скоро умрет. Она делала себе татуировки в надежде, что кто-то откажется ее из-за этого убивать, или ее хотя бы будет проще опознать после убийства. Сейчас она понимает, что татуировки были ее способом почувствовать контроль над своей жизнью, потому что в тот момент она не была в состоянии осознать реальность происходящего и не видела для себя никакого выхода.

Сейчас она благодарна за то, что ее принудительно вытащили из той ситуации. В секс-индустрии она была изолирована от внешнего мира, в том числе потому, что она чувствовала себя чужой рядом с людьми без такого же опыта.

После выписки из стационара амбулаторная служба психического здоровья помогла ей найти жилье и оформить пособие, служба юридической поддержки для граждан помогла ей разобраться с вопросами долгов. Она связалась со своими старыми подругами (которые были у нее до секс-индустрии), и они очень ее поддержали. Это помогло ей восстановить социальные связи.

Прошла пара лет с момента ее выписки, и она достаточно выздоровела, чтобы снова начать работать полный рабочий день. Сейчас, несколько лет спустя, она все еще здорова и оптимистично настроена.

Авторка: Анна Фишер (Anna Fisher)

Источник: University and College Counselling, March 2022

Если вы считаете важными такие материалы, и у вас есть возможность, вы можете поддержать работу этого сайта с помощью доната или подписки на Boosty.