Отрывок из книги Кайсы Экис Экман «Быть или быть купленной: проституция, суррогатное материнство и расщепленное Я» (Kajsa Ekis Ekman «Being and Being Bought: Prostitution, Surrogacy and the Split Self», 2014).

Сутенеры маток — агентства

Сторонники суррогатного материнства утверждают, что оно не имеет ничего общего с проституцией. Агентства заявляют, что потенциальные суррогатные матери проходят тщательную проверку, и одобрение получают только наиболее подходящие кандидатуры женщин. Например, они уже должны были рожать детей ранее, их супруги должны одобрить заключение договора, они должны пройти психологические тесты. Дэниель Цпиглер, центральная фигура на surrogat.nu, поясняет:
«Суррогатные матери – это женщины среднего класса, у которых уже есть дети и для них это шанс помочь другим людям и одновременно немного заработать. Большинство из них связаны с клиникой, где обо всем заботятся юристы и медицинский персонал» (Spigler, 2009).

Как это происходит в реальности раскрывает журналистка Сьюзан Инсе, которая провела журналистское расследование под прикрытием, притворившись потенциальной суррогатной матерью в США.

Инсе откликнулась на объявление в местной газете. Агентство, давшее объявление, было хорошо известно и обладало хорошей репутацией. Во время первой встречи женщина-врач рассказывала ей трогательные истории о страданиях бездетных пар:

«В основном говорила директорка. Меня тронули ее рассказы о бесплодных парах – о женщине со шрамами от множества безуспешных операций, которые испещрили ей весь живот, о ставшей бесплодной паре, чей единственный биологический ребенок погиб из-за пьяного водителя… » (Ince, 1989, p. 100).

Инсе сообщили, что психолог проведет с ней интервью, также она пройдет медицинский осмотр у врача. Для того, чтобы она стала «традиционной» суррогатной матерью, в течение полугода ей дважды в месяц будут проводить искусственное осеменение спермой заказчика. В течение этого периода ей не разрешаются половые акты. Если она не забеременеет в течение этого срока, она будет исключена из программы без компенсации помимо связанных расходов. Даже если она забеременеет, но у нее случится выкидыш, ей не выплатят компенсацию. Тем не менее, если ребенок окажется мертворожденным, она получит всю оговоренную сумму, так как роды уже состоялись. Директорка пояснила, что они заинтересованы в замужних женщинах с детьми, поскольку если женщина уже рожала, то шансы положительного исхода выше. Однако несмотря на то, что Инсе была бездетной и незамужней, это не стало препятствием.

Во время «психологического тестирования» Инсе расспрашивали про ее религиозные взгляды, возраст, ее цвет глаз, цвет ее волос, есть ли у нее здесь родственники.

«Я была удивлена, когда поняла, что больше его ничего не интересует. «Я просто должен убедиться, что вы все еще уверены на 100%. Вы ведь уверены, так?» Я не успела ни ответить, ни кивнуть, когда он продолжил: «С моей точки зрения, так и есть». Поскольку он признал меня «очевидно умной», тестирование интеллекта не потребовалось. Меня так и не спросили, была ли я беременна раньше, проходила ли психиатрическое лечение, что я думаю об том, что мне предстоит отказаться от ребенка» (1989, pp. 102-103).

После того как суррогатная мать подписывает контракт, она оказывается в руках агентства. Она не занимается сексом, не пьет и не курит. Она проходит все медицинские процедуры и лечение, которое предписывает программа. Она обязана пройти амниоцентез, в некоторых случаях, заказчики вправе потребовать, чтобы она сделала аборт. Если суррогатная мать передумает и сама захочет сделать аборт, ее могут обвинить в нарушении договора и обязать уплатить 25 000 долларов за ущерб (Ince, 1989, p. 107). Хотя Цпиглер уверяет, что «все надлежащим образом улаживается юристами и медицинской командой», для Инсе было очевидно, что юристы агентства поддерживают только свою компанию и заказчиков, и если суррогатной матери потребуется адвокатесса, она будет нанимать ее за собственные средства. Любые действия, которые «могут рассматриваться как опасные для здоровья нерожденного ребенка» считаются нарушением договора и агентство имеет право подать на нее в суд. Медицинский персонал тоже не на ее стороне: например, если врачи назначают кесарево сечение, у нее нет права отказаться (Ince, 1989, p. 106). Смысл всего происходящего в том, что плод в ее теле не ее – он принадлежит покупателям. Она просто «временно присматривает за ним» для них.

Сьюзан Инсе начала расспрашивать врачей, чем вызвала их недовольство – ее «ругали за то, что задает слишком много вопросов» (p. 108). По результатам журналистского расследования Инсе пришла к выводу, что в суррогатные матери примут кого угодно, лишь бы ее признали фертильной и достаточно покладистой. Исследовательница Ольга ван ден Аккер опровергает миф о «надежных психологических тестах», утверждая, что они по-прежнему отсутствуют. Никто не проверяет женщин на психическую стабильность, важно лишь то, что она готова отказаться от ребенка (van dn Akker, 2007).

В качестве «работы» суррогатное материнство не так уж прибыльно. Американская суррогатная мать зарабатывает менее 1,5 долларов в час, а ее индийские сестры не дотягивают даже до половины этой суммы. Физический процесс, который должны пройти суррогатные матери, весьма сложен. В случае гестационного суррогатного материнства женщины должны принимать множество лекарственных препаратов. Они должны делать себе инъекции гормонов по 2-3 раза в день в течение 3-4 месяцев (Ragone, 1998, p. 122). Для того, чтобы увеличить шансы на успешную беременность, врачи имплантируют сразу несколько оплодотворенных яйцеклеток, обычно от 4 до 6. Поскольку суррогатные матери моложе и фертильнее тех женщин, которые проходят ЭКО в связи с бесплодием, суррогатные матери часто беременеют близнецами. Многоплодная беременность чаще протекает с осложнениями и часто требует кесарева сечения. Известны случаи, когда женщины становились бесплодными в результате суррогатного материнства (Barbour, 2010). Одна женщина так описывает свою попытку стать суррогатной матерью:

«Я испытывала то, что я никогда не хотела испытывать. Мое тело накачивали лекарствами, меня кололи и лезли в меня. У меня была беременность и естественный выкидыш. Теперь с меня довольно. Я больше не могу, как бы я не любила предполагаемых родителей [будущего ребенка], потому что мое тело просто не работает. У меня были ощутимые потери, в том числе деньги и предложения о работе, от которых я отказалась, так как они были нежелательны для беременности. Я потеряла и то, что ничем не измеришь, в том числе дни в жизни моей дочери, когда уезжала или была слишком поглощена гормональным лечением, чтобы уделять ей внимание».

Самые дружественные к суррогатному материнству суды в мире

Индустрия суррогатного материнства переносится в развивающиеся страны не только ради дешевизны, но и для того, чтобы избежать судебных исков о родительских правах. Агентства усвоили урок из дела о «ребенке М.» в США: важно не дать родной матери возможности передумать. И если суррогатные матери или донорки яйцеклеток из Великобритании имеют право передумать в течение первых двух лет жизни детей, то в Индии они полностью лишаются родительских прав сразу после родов. Их решение не подлежит пересмотру. Компания «We Care India», которая предлагает медицинский туризм, включающий суррогатное материнство, заверяет пары из западных стран в том, что закон полностью на их стороне:
«Индийские суды – самые дружественные к суррогатному материнству суды в мире. На практике суды всегда поддерживали права предполагаемых родителей, независимо от того, использовали ли они собственный генетический материал, донорские яйцеклетки или донорскую сперму».

В Индии покупатели контактируют с исполнительницами заказа не больше, чем покупатели мобильных телефонов контактируют с рабочими, которые собирали их на заводе. Обычно родная мать и покупатели встречаются только во время ознакомительного периода, но часто не происходит и этого. Далее все переговоры ведутся только с персоналом клиники. Порою суррогатная мать даже не знает, в какую страну отправится ребенок, который находится в ее матке, а информация о ней самой нигде не сохранится, так что в будущем повзрослевшие сын или дочь даже не смогут разыскать ее, если захотят (Vora, 2009).

Важное глубинное исследование индийской индустрии суррогатного материнства было предпринято Амритой Панде из Массачусетского университета. Будучи американкой индийского происхождения, она провела девять месяцев в клинике в штате Гуджарат, где ей удалось провести 42 глубинных интервью с суррогатными матерями (Pande, 2009). Некоторые женщины, говорит Панде, сами решили стать суррогатными матерями и представляли, что это значит. Однако она также рассказывает о женщинах, которые не говорили по-английски и не понимали деталей договора (составленного на английском языке). Она рассказывает о женщинах, которых принудили к суррогатному материнству их мужья, о женщинах, у которых нет ни денег, ни адвокатов, ни представления о собственных правах (Pande, 2009). Поскольку в Индии главным образом практикуется гестационное суррогатное материнство, женщины должны пройти сложное гормональное лечение, чтобы подготовить свое тело к имплантации эмбриона.

Суррогатная мать Гаури рассказывает Амрите Панде, что она была не готова к подобному опыту (2009, p. 147-148):
«Они только сказали мне, когда я к ним пришла, что это не грешно, и мне не надо будет ни с кем спать, и что в меня посадят семя с помощью укола. Они еще сказали, что должна буду хранить ребенка в себе, все время отдыхать, принимать лекарства, а потом отдать ребенка».

«Нам мало что говорили про лекарства и уколы. Сначала мне делали десять-десять уколов, от которых было очень больно, а еще таблетки, чтобы я была сильной во время беременности. Мы [она и ее муж] не такие образованные как вы. Я мало что понимаю! И я доверяю госпоже Доктор, так что я ничего не спрашиваю».

Женщины живут в общежитии на протяжении всей беременности. Согласно договору, покупатели могут потребовать, чтобы женщины проходили медицинские осмотры, чтобы, в случае беременности близнецами, им сделали аборт или уменьшили количество эмбрионов. Жизнь беременных женщин контролируется каждую минуту. В обществе, где для бедных женщин практически нет акушерско-гинекологической помощи, с суррогатными матерями обращаются как будто они стеклянные. Женщины занимают одну комнату на девять человек, им не разрешается спускаться на первый этаж, им нужно получить разрешение клиники, чтобы покинуть общежитие (Hochschild, 2009).

Один из мифов, который продвигают сторонники суррогатного материнства – это то, что суррогатными матерями становятся представительницы среднего класса Индии. Шведские консервативные члены Парламента, Кристер Г. Веннерхольм, Дженни Эдберг и Фредерик Савастал снисходительно пишут:

«Наши оппоненты считают, что бедных женщин из стран Третьего мира эксплуатируют. Опыт шведских пар, у которых появились биологические дети благодаря помощи индийских суррогатных матерей, демонстрирует обратное: эти женщины приходят из растущего среднего класса Индии» (Wennerholm et al., 2008).

Клиники могут говорить своим шведским клиентам что угодно, но «средний класс» вряд ли подходит для описания индийских женщин, которые становятся суррогатными матерями. Амрита Панде сообщает, что 34 из 42 женщин, с которыми она проводила интервью, имели доход на семью меньше прожиточного минимума. Их средний доход составлял 2500 рупий на семью. Это 45 долларов США в месяц на семью, которая зачастую состоит из 8-10 человек. Директорка клиники, доктор Хандерия, сообщила Панде (2009, p. 166):

«Мне приходится обучать их всему, потому что эти женщины – бедные неграмотные крестьянки. Я им говорю: «Вам ничего не придется делать. Это не ваш ребенок. Вы лишь позволяете ему пожить в вашей матке девять месяцев, но у него есть свой дом. Если чужой ребенок будет жить в вашем доме девять месяцев, что вы будете делать? Вы будете заботиться о нем больше, чем о собственном. Это то же самое. Вы заботитесь о ребенке девять месяцев, а потом передаете его матери. А вам за это платят». Я считаю, что в конечном итоге все зависит от того, как их обучить, как показать им положительный опыт всех сторон – только тогда суррогатное материнство работает».

В интервью Wall Street Journal несколько индийских женщин вспоминают, что привело их к суррогатному материнству. Судха, 25-летняя мать двоих детей, одолжила денег, чтобы дать взятку за то, чтобы ее взяли на работу мести улицы. Но несмотря на взятку, работу она так и не получила, и она использовала суррогатное материнство, чтобы вернуть долг. Лакшми 29 лет, и у нее тоже двое детей, а еще муж-алкоголик с долгами на 4000 долларов. Она «выбирала» между продажей почки и суррогатным материнством. Врач посоветовал ей выбрать суррогатное материнство. «С одной почкой я меньше проживу. У меня есть дочь, ее нужно выдать замуж. … Лучше стать суррогатной матерью», — рассуждает она (Cohen, 2009). Анджали всего 20 лет, и она «не знает, сколько денег положено ей по договору, или какие предстоят медицинские процедуры. Финансы полностью контролирует ее муж» (Pande, 2009). Сальма рассказывает Амрите Панде (p. 141):

«Кто бы на это согласилась по доброй воле? В меня столько накачали уколов, что на всю жизнь хватит. От тех огромных игл, что кололи в бедра, ужасная боль. Вначале я 20-25 таблеток в день глотала. Такое чувство, что меня всю раздуло. Но я пошла на это ради будущего детей. Это не работа, это маджбури (вынужденное бремя). Мы там, где может стать только хуже. (Местная поговорка). В нашей деревне у нас нет ни дома, ни урожая. Нехорошая эта работа, но как-то надо выживать. Когда мы услышали про все эти суррогатные дела, нам даже переодеться после дождя было не во что. А дом наш развалился. Так что же было делать?».

Программа развития ООН (ЮНДП) предупреждает, что рано или поздно разовьется рынок торговли людьми с целью суррогатного материнства (UNDP, 2009). Индийская юристка, Анил Малхотра, специалистка по международному праву пишет, что «эксплуатация, принуждение и нарушения этики в торговле людьми ради суррогатного материнства процветают, игнорируются, а суррогатные матери часто сталкиваются с вопиющими нарушениями их прав».

Несмотря на это даже в Индии ведутся судебные процессы о родительских правах. По словам бывшей министрессы Индии по делам женщин и детей в интервью Telegraph, «между суррогатными матерями и покупателями нередко возникают судебные тяжбы» (2008). Не всегда эти дела связаны с тем, что матери привязываются к детям, случаются и противоположные ситуации – покупатели отказываются забрать ребенка, за которого они заплатили. Когда ребенок становится «предметом» для заказа через Интернет, существует риск что покупатель передумает насчет «покупки». Например, это произошло, когда мать родила близнецов, а покупатели заявили, что они возьмут только одного ребенка (Whitehead, 1989, p. 14).
В других случаях заказчики отказывались от детей с задержкой развития (Corea, 1985, p. 219). В одном нашумевшем случае 2008 года гетеросексуальная японская пара использовала индийскую женщину в качестве суррогатной матери. Во время беременности пара развелась, а когда ребенок родился, его больше не хотели забрать. По индийским законам мать должна присутствовать при получении паспорта ребенком, так что ребенка оставили в больнице Индии. Фотографии японской бабушки, склонившейся над колыбелью в Индии, облетели мир и стали символом возможных проблем, связанных с подобными договорами. Впрочем, по мнению индийских властей это говорит не о том, что данная практика проблематична, а о том, что нужно улучшить законодательство в этой области.

«Если станет грустно после родов – не подам вида»

Суррогатную мать рассматривают как контейнер для эмбриона, так что никакой привязанности к ребенку от нее не ожидают. Ее чувства после разлуки с ребенком воспринимаются как случайная аномалия. «Если станет грустно после родов – не подам вида», — говорит суррогатная мать Вохра, одна из множества женщин, которые ожидают родов в клинике Найны Пател в Ананде (Haworth, 2007). Ульрика Вестерлунд, активистка движения за суррогатное материнство, поясняет, что «у суррогатных матерей не возникает проблем с передачей ребенка, и этот ребенок развивается точно так же, как и все остальные дети» (2008).

И в американской, и в индийской индустрии суррогатного материнства женщинам постоянно внушают, что они должны воспринимать детей внутри себя как посторонних. Американские агентства наблюдают за женщинами во время беременности, чтобы «убедиться, что они понимают, чьего ребенка они вынашивают и отдадут после родов», пишет Ольга ван ден Аккер (2007, p. 56). В США являются нормой группы поддержки для суррогатных матерей при агентствах, на которых их обучают искусству быть беременной и одновременно подавлять любые чувства к развивающемуся ребенку.

Хотя сами по себе группы поддержки могут быть ценным источником помощи для женщин, которые могут найти понимание среди оказавшихся в такой же ситуации, в данном случае речь идет скорее о тренировочных лагерях, в которых учат, какие чувства «правильные», а какие «неправильные». Если женщина выражает неправильные чувства, об этом могут сообщить в агентство (Tong, 1992, p. 277). Аналогичные условия создаются в Индии, где суррогатные матери проходят краткий обучающий курс по искусству дистанцироваться от того, что происходит в твоем теле. Согласно исследованию антропологини Калинди Вора (Vora, 2009, p. 9):

«Это значит, что им помогают понять, что суррогатное материнство не задействует их тела сексуально, также у них поощряется эмоциональная дистанция между собой и плодом или ребенком, которого они родят. Во время консультирования и разговоров медицинский персонал внушает суррогатным матерям, что они должны воспринимать себя как предоставляющих услуги, которые связаны с плодом лишь тем, что они сдают матку в аренду. При этом сама матка описывается как пустое помещение, которое в противном случае останется бесхозным».

Суррогатные матери из разных стран мира (независимо от того, как они отзываются о суррогатном материнстве) сообщают о техниках «отключения» собственных эмоций. В первую очередь, речь идет о создании мысленной дистанции, которой можно достигнуть разными способами, в том числе с помощью техник игнорирования, отключения или переноса чувств на что-нибудь еще. В исследовании Елены Рагоне, цвет кожи был одним из главных факторов, который использовался суррогатными матерями для дистанцирования от ребенка. Темнокожие женщины предпочитали вынашивать детей для белых или японских пар. Рагоне пишет (1998, p. 127):

«Предварительные данные предполагают, что в большинстве случаев гестационные суррогатные матери не возражают против пар другой расовой принадлежности и даже предпочитают их. Одна из причин такого предпочтения, как отмечалось ранее, в том, что расовые/этнические отличия облегчают суррогатной матери создание «дистанции» между собой и ребенком».

Рагоне провела интервью с Линдой, мексиканкой из США, которая говорила, что плод в ее теле «полностью японский. Это немного тяжело. Она всегда будет моей японской девочкой, но она все-таки их» (1998, p. 125). Другой цвет кожи, другая национальность облегчают разлуку. Рагоне считает это одним плюсов суррогатного материнства – разные расы смешиваются. Проблема в том, что этого-то как раз и не происходит. Покупатели хотят, чтобы в ребенке не было ничего от афроамериканки или мексиканки, а родная мать использует цвет кожи для создания дистанции.

Женщины также пытаются перенести чувства на своих собственных детей. Гита из Индии, которая беременна ребенком «белой пары» (она не знает, из какой они страны), объясняет это Арли Хошчайлд следующим образом (2009): «Я стараюсь не привязываться слишком сильно. Когда я думаю о ребенке внутри меня, я заставляю себя думать о своей дочери. Вот она здесь. Так и справляюсь».

Самая распространенная стратегия сводится к повторению одной и той же фразы: «Это не мой ребенок». Одна 30-летняя суррогатная мать описывает это следующим образом:

«Когда идешь в суррогатное материнство, у тебя должен быть определенный настрой. Эти дети не твои. Они никогда не были твоими. У тебя нет на них прав. Я знаю, какая у меня роль. Я просто няня для своей хорошей подруги Т., это ее ребенок. Я просто присматриваю за ее ребенком, пока он не родится».

Это типичная установка среди суррогатных матерей. Профессорка юриспруденции Лори Б. Эндрюс объясняет (1995, p. 2):
«Во время интервью с суррогатными матерями, я обнаружила, что они не говорят о плоде «мой ребенок». … Они говорят со своими беременными животами и произносят: “Знаешь, что сегодня делали твои родители?” Они имеют в виду бесплодную пару».

Повторение фраз про то, что ребенок принадлежит кому-то еще – это популярная мантра в мире суррогатного материнства. Если проституированная женщина повторяет: «Мое тело – это не я», то суррогатная мать говорит: «Ребенок не мой». Но для того, чтобы мысленно представить ребенка как отдельного индивида, который, более того, еще и принадлежит кому-то еще, женщина должна воспринимать часть себя, как принадлежащую кому-то еще.

Это отчуждение – часть «Я» становится «чем-то еще», что принадлежит «кому-то еще». Конечно, в том, что дети не растут с теми женщинами, которые их родили, и называют какую-то другую женщину «мамой» нет ничего нового. Однако в суррогатном материнстве создается ситуация, когда ребенок запланирован как чей-то еще даже тогда, когда он находится внутри женского тела. Таким образом, суррогатное материнство – это продолжительное отчуждение себя от собственного тела. Рабочие вряд ли будут говорить, что их руки и ноги не принадлежат им во время работы, но проституированные женщины и суррогатные матери настаивают именно на том, что части их тела – это не они сами.

Для того, чтобы продать часть себя, суррогатная мать, как и проституированная женщина, должна дистанцироваться от собственного тела. Все, кто хоть что-то знают о проституции, заметят очень знакомые стратегии в речах суррогатных матерей. Но если исследования в области проституции хоть как-то облекают эти эмоции в слова, исследования в области суррогатного материнства их практически не замечают. Ни одна исследовательница не выражает обеспокоенности тем, что суррогатные матери практикуют постоянную диссоциацию. Напротив, исследовательницы утверждают, что успешная мысленная дистанция – это доказательство того, что суррогатное материнство работает. Хорошая суррогатная мать – это суррогатная мать, которая ничего не чувствует. …

Как вид торговли женскими телами суррогатное материнство во многих отношениях гораздо «легче» проституции. Риск насилия, убийства, наркотической зависимости, бездомности и сексуальной эксплуатации намного ниже. Хотя были случаи, когда суррогатные матери погибали во время родов, их смертность несравнима со смертностью проституированных женщин (Daily Mail, 2005). В то же время процесс отчуждения от своего тела в этом случае гораздо интенсивнее. Философиня и марксистка Келли Оливер пишет, что большинство людей сочтут, что круглосуточная работа – это рабство:

«Большинство не оказывают услуги 24 часа в сутки, если это не рабы. И большинство продают только свой труд, который может выполнятся телом, но его все равно можно с легкостью отделить от него. Суррогатные матери, с другой стороны, оказывают свои услуги 24 часа в сутки, и в них задействован весь их организм» (1992, p. 268).

Суррогатное материнство продолжается как минимум девять месяцев, каждый день, без выходных. В этот период женщина следует жестким ограничениям. Ей нельзя перенапрягаться, курить, пить или принимать наркотики. Она должна проходить медицинские тесты по желанию заказчиков. Ее тело подвергается многочисленным изменениям. Она страдает от токсикоза, ее живот увеличивается в размерах, она страдает от болей в спине и других симптомов, не говоря уже о самих родах.
Она не может сбежать от этого, она не может взять перерыв даже на минуту. Суррогатное материнство находится в ней, а она в нем. «Работа» — это само ее существование в режиме 24/7. Она существует в симбиозе с ребенком, но у нее нет никакого контроля над происходящим, потому что ребенок принадлежит кому-то еще. Индийские суррогатные матери могут даже не знать, в какую страну отправится ребенок. Суррогатное материнство – это не то, что женщина делает, это то, кем она становится — той, которую купили. …

Проституированные женщины убегают от невыносимой реальности с помощью деструктивного поведения. Но суррогатная мать не может создать физическую дистанцию с тем, что происходит с ее телом. Она не может перестать быть беременной до обеда. Она не может создать для себя альтер эго и придумать себе псевдоним. Она не может принимать наркотики, курить и выпивать. Она живет для ребенка, и она должна думать о нем каждый день, учитывать его во всех повседневных действиях. Одновременно она должна создавать дистанцию между собой и своим телом, между собой и ребенком, которого она вынашивает, потому что каждой без исключения нужно разделить себя настоящую и ту, которую можно купить. В проституции используют алкоголь и наркотики, чтобы облегчить тот факт, что тебя покупают. Суррогатная мать не может заглушить происходящее с телом. Она не может не чувствовать, как ее будущая дочь пинает ее в живот. Она должна проложить дистанцию между сыном или дочерью точно так же, как проституированная женщина дистанцируется от своего проститутора.

Что вы будете делать, когда вам нужно дистанцироваться от части себя (от вашего «Я»), но одновременно вам нужно заботиться об этой части?