Перевод поста из блога пользователя Heart, оригинал находится здесь.

Сегодня в холле спортзала я прочла действительно хорошую и захватывающую статью, написанную молодой женщиной, которая много лет была стриптизершей, ненавидела это, и в наконец, оставила стриптиз и теперь руководит организацией, созданной для поддержки женщин, которых я назову «уходящими» стриптизершами (по аналогии с «уходящими» членами религиозных культов, исходя из того, что я читала, можно найти много похожего между этими страданиями, будь это стриптиз или культ, а также проблемами, с которыми они сталкиваются при выходе).

Молодая женщина, которая написала эту статью, занималась стриптизом под именем «Моник», она была воспитана благожелательной, но, по описанию, изможденной, бедной, слишком занятой и – многие годы – зависимой от кокаина одинокой матерью. Ребенком она подвергалась сексуальному насилию со стороны мальчиков старшего возраста и мужчин, подростком она попадала в неприятности, наконец, она переехала к взрослому мужчине, который не приносил достаточно денег в дом и плохо с ней обращался. Когда она по уши залезла в долги и финансовые обязательства, кто-то предложил ей заняться стриптизом. Ей это показалось соблазнительным, но она обратилась к нескольким взрослым, которые, как она на самом деле надеялась, могли отговорить ее. Никто этого не сделал. Учитель-мужчина, которого она уважала, заверил ее, что стриптиз совсем не обязательно окажется в ее рабочем резюме. Конечно, позднее этот же парень пришел на ее шоу в клубе, чтобы разглядывать ее, когда она уже занялась стриптизом. Она продолжила учиться в колледже и в то же время заниматься стриптизом, в отличие от других стриптизерш, о которых она говорит:

«Они были начинающими актрисами, студентками и одинокими матерями. У некоторых была наркотическая или алкогольная зависимость, другие принимали наркотики только для того, чтобы быть в состоянии отработать очередную смену. Большинство… отказались от любых амбиций вне стриптиза… Мои подруги не были счастливыми женщинами».

В статье описывается опыт Моник в качестве стриптизерши:

«[Она] делала все возможное, чтобы сохранить свое достоинство. Когда мужчина начал бросать пачки долларовых купюр на сцену она поняла, что «он тащится от того, что женщины ползают по полу, собирая деньги». Когда пришла ее очередь… она отказалась наклоняться за ними; а он продолжал бросать еще больше. «В конце своего танца я попросила кого-нибудь принести мне швабру, я смела это все в мусорный бак и ушла». Она выкинула 800 долларовых купюр – все от того одного мужчины».

«Мужчины предлагали ей секс практически каждую ночь. «Я говорила им, что если им нужна шлюха, то пусть идут на бульвар Сансет. Я говорила это как можно громче, чтобы унизить их, потому что я сама чувствовала себя униженной». Иногда ей приходилось вести себя агрессивно, когда посетители начинали лапать ее. Один мужчина начал лизать ее тело… она ударила его по голове туфлей. В другой раз, когда она танцевала, мужчина орал: «Иди сюда и нагнись, сука». Она опрокинула ногой напиток ему на колени, когда он выругался на нее, она ударила его в лицо».

«Однако за всей этой жесткостью была отчаявшаяся женщина. Когда другие девочки танцевали под громкие, быстрые песни, она выбирала грустный аккомпанемент Эрики Баду, Шаде, и особенно, Рики Ли Джонса, с чьими печальными, уличными напевами она себя ассоциировала. Она вспоминает текст одной песни, под которую она танцевала: «Все о’кей, все не так уже плохо», и ирония этих слов казалась ей очень точной. Все не было о’кей… Она была в состоянии почти постоянной диссоциации: «Это было как сидеть на Викодине. Я вся была онемевшей», и она застряла… Всегда была новая финансовая необходимость, всегда была причина не уходить».
«… Однажды… она пригласила свою мать в клуб и получила одобрительную реакцию. «Мама сказала, что мои танцы были настоящим искусством».

«[Старшие танцовщицы] часто делали пластические операции и были вынуждены заниматься сексом с клиентами, потому что как на танцовщиц, на них уже не было спроса. Они клали салфетку на колени и позволяли мужчине кончить туда».

Моник решила уйти из стриптиза после того, как посетила церковное собрание евангелистов. Она описывает, что на нее сошло прозрение, и она поняла, что каждый раз говорила себе, что будет заниматься стриптизом еще только пару месяцев, но на самом деле, она занималась им три года. На следующее утро она ушла с этой работы и покинула своего парня.

Она получила диплом, начала ходить в церковь, вышла замуж за молодого человека, с которым познакомилась там… Она ездила в Мозамбик с церковной группой и работала добровольцем в сиротском приюте в течение месяца. Когда она вернулась, она получила стипендию, которая позволила ей учиться по программе социальной работы в Университете Калифорнии, Лос-Анжелес. В качестве научного проекта она изучала жизнь женщин в проституции и стриптизерш, и узнала, как часто они страдают от домашнего насилия, изнасилований, наркозависимости и депрессии.

Она разработала план по распространению подарочных наборов, пожертвованных косметическими компаниями, женщинам в различных стрип-клубах Лос-Анжелеса и Лас-Вегаса. В наборы она клала литературу, которая не призывала женщин уйти, а просто рассказывала истории женщин, которые ушли. Также стриптизершам предлагался телефон, по которым они могли звонить круглосуточно семь дней в неделю. Она подружилась с вышибалами, рассказала им, что она участвует в группе поддержки для стриптизерш, она спрашивала у них разрешения передать наборы стриптизершам, говоря, что сама раньше тоже занималась стриптизом.

На линию 1-800 начали поступать первые звонки. Моник слушала, пыталась определить специфические потребности женщин, рассказывала им о других службах помощи в случае необходимости. Она искала программы лечения алкогольной и наркотической зависимости, в которые она могла направлять стриптизерш, также она направляла танцовщиц, пострадавших от сексуального и физического насилия в организации, которые могли им помочь.

Ее организация начала работать при нулевом бюджете, но сейчас получила грант на 10000 долларов, ей также помогают 100 добровольцев. Офис располагается прямо у Моник дома; днем она работает социальным работником, а вечерами и по выходным она работает с уходящими стриптизершами. Добровольцы сопровождают женщин на их первую консультацию по поводу наркотиков или алкоголя, помогают им с составлением резюме и поиском работы, если необходимо, встречаются с ними, даже посреди ночи, если им нужно с кем-то поговорить. Организация сейчас получает звонки и от женщин, уходящих из порно-индустрии, а не только от стриптизерш.

Что меня особенно поразило в этой потрясающей и вдохновляющей истории, так это то, что:

— Моник постоянно обращалась к взрослым, которым она доверяла, и кто, как она надеялась, отговорит ее от стриптиза, но никто этого не сделал, даже ее мать. Один засранец, конечно, пришел посмотреть.

— Только участие в религиозном сообществе предоставило ей материальную и социальную поддержку, которая была необходима ей для ухода.

Вывод, который я делаю из этого – мы не должны колебаться, чтобы высказать наши радикальные, феминистские взгляды против проституции и стриптиза тем девочкам и женщинам, которые спрашивают нас об этом. Мужчины и женщины, которые поощряли Моник к стриптизу, не оказали ей услуги.

Затем, если продолжить эту идею (так как я держу пари, что Моник не только хотела бы, чтобы ее отговорили от стриптиза, но ей также понравились бы идеи о решении финансовых и других проблем), я спрашиваю себя, сколько молодых женщин, черт, и старых женщин, вовлеченных в проституцию, порнографию или стриптиз захотели бы уйти с этой работы, если бы они смогли найти постоянную поддержку в женском сообществе. Так грустно и печально, что такая поддержка для нуждающихся женщин существует только в евангелических церквях, которые сейчас думают о материальной помощи, постоянной поддержке, консультировании, уходе за детьми, возможностях для услуг, готовом круге друзей. Без такой поддержки, сколько женщин смогут освободиться, построить новые жизни? И насколько больше женщин смогли бы освободиться, если бы существовали сообщества женщин, к которым они могли бы обратиться, наподобие того, которое основала Моник, но без связи с консервативной религией?

В прошлом году на Мичиганском фестивале я вела интенсивный семинар по созданию женских сообществ. Я призывала женщин на своих семинарах создавать сообщества прямо там, где они есть, в своих собственных домах или квартирах, в библиотеке или парке, даже если они могут только открыть свои дома только один день или вечер в месяц. Я призывала их начать выстраивать связи, которые в конечном итоге приведут к тому, что женщины найдут в себе силы, чтобы отказаться от деструктивных отношений, привычек и поведения. Я действительно верю, что, как женщины, мы должны идти дальше нашего негодования по поводу унижения и дегуманизации, не только в проституции и стриптизе, но по поводу всех унижений, от которых страдают женщины, потому что они бедны, потому что у них инвалидность, потому что они в одиночку воспитывают детей, потому что они без работы, стары и одиноки, и чтобы принести революцию в жизни женщин мы должны начать ее дома, начать с самого малого, с создания женских сообществ, в которые могут обратиться девочки и женщины – сообществ «снизу», сетей поддержки. Если мы можем установить такие связи прямо у нас дома, без денег, как это сделала Моник, тогда женщины в проституции и женщины в тяжелой ситуации повсюду смогут найти себе альтернативы кроме проституции, кроме брака с мужчиной, кроме участия в церкви.

Я считаю эту историю очень вдохновляющей и позитивной, и в то же время я спрашиваю себя, смогут ли женщины создать такую солидарность, которая необходима, чтобы поддержать уходящих женщин в проституции, только потому, что мы беспокоимся о женщинах и хотим, чтобы они были свободны. Любая работа начинается с идеи, так что я предлагаю идею.